Избранное

Девушки отбили вторую лаву. Многих стащили с коней и бросили в овраг. Зрители освистали неудачливых наездников. В числе немногих удержался в седле и Варден Бакурадзе. Игра захватила его, но он немного устал. Надо передохнуть. Варден сошел с коня и прилег на траву. И тут его внимание привлек какой-то молодой человек, давно не стриженный, небритый, в мятой, совсем не подходящей для праздника одежде. Человек этот стоял за деревом, и по всему было видно, что сейчас он сторонится людей, не хочет быть замеченным. Но, проследив за его взглядом, Бакурадзе понял, что человек этот пришел сюда не на гулянку: жадно, не отрывая глаз, он смотрел на подругу Майи. Кажется, ее зовут Шуко.

А между тем игра продолжалась. Многие всадники пытались выхватить Шуко из девичьих рядов, но гибкий прут служил ей надежной защитой. Когда какой-нибудь смельчак слишком приближался к Шуко, парень, стоящий за деревом, мгновенно преображался: подавшись вперед, он судорожно сжимал кулаки, и казалось, еще миг, и он бросится на всадника.

Такому человеку, как Бакурадзе, не трудно было догадаться, какие срасти сжигали сердце этого молодого горца. Кто он? Откуда? Вардену ни разу не приходилось его здесь видеть.

— Как тебя зовут? — спросил Бакурадзе, подойдя к парню.

— Никак… Надоели мне следователи!

— Я не следователь, милый мой, я инженер Бакурадзе. Почему ты не играешь?

— Пешему там нечего делать, — мрачно ответил горец.

— А хочешь, я одолжу тебе своего коня?

— А вы? — удивленно спросил он.

— Я уже наигрался. Садись — и с богом.

Цоги не сразу поверил своему счастью.

— Бери, парень, — подбодрил его Бакурадзе. — Смелей!

И вот уже Цоги Цискарашвили налетел на заслон, пробился к Шуко, не успела она опомниться, как парень подхватил ее на седло и умчался.

— Цоги! Боже мой! — крикнула Майя и, бросив прут, кинулась за ними.

— Подожди, попрыгунья, — остановил ее Бакурадзе. — Кто этот парень?

— Господи, какое счастье! Это же наш Цоги… Цискарашвили… Его выпустили из тюрьмы. Побегу к тетушке Сабедо, обрадую. — Она бросилась бежать, но снова остановилась. — Хороший вы человек, господин инженер, — тихо сказала она, смело глядя ему прямо в глаза. — Помогли бедному парню!

Далеко за деревней Цоги остановил разгоряченного коня, спешился и снял девушку с седла. Она покорно замерла в его руках.

Только в поздние сумерки Цоги вернул коня инженеру Бакурадзе. На усадьбе старшины, у дверей конюшни, инженер и молодой горец разговорились.

— Ну как, не подвел тебя мой конь? — спросил Бакурадзе.

— За такого коня жизнь отдать мало, — сказал Цоги.

— Слишком большую цену ты предлагаешь, парень… Я тебе дешевле отдам.

— А у меня ничего нет, ни гроша, — растерянно сказал Цоги. — Не то что такого коня купить… на одну подкову не соберу.

— Мне говорили, у тебя конь погиб. Что ж, судьба.

— Свернуть бы шею этой судьбе.

— Значит, нравится тебе мой жеребец?

— Чего вы меня дразните, господин?.. Нехорошо так шутить.

— Я не шучу. Он будет твоим, если захочешь.

— Моим? — Цоги удивленно посмотрел на инженера.

— Да, твоим, — сразу подтвердил Бакурадзе. — Я подарю его тебе, но с одним условием… мне нужен смелый и верный человек. Этот паршивый трус, мой объездчик, сбежал, и леса остались без присмотра. Ты понимаешь?

Да, конечно, Цоги понял, чего хотел от него инженер Бакурадзе.

Я назначу тебе хорошее жалованье. И даже за полгода выдам вперед. Кроме того, объездчику положены казенные сапоги и бурка. Не прогадаешь, парень.

— Значит, против своих пойти? Ловить порубщиков?

— Да, ловить порубщиков. Чтобы знали, что чужое нельзя трогать.

— Нет, ищите себе другого, — сказал Цоги. Он хлопнул жеребца по крупу и прикрыл за ним дверь конюшни. — А за то, что на чатару коня одолжили — большое спасибо. Я ваш должник.

— Постой, парень, не торопись. Ты еще подумай над моими словами. С матушкой своей посоветуйся.

— Я уже советовался, с кем нужно.

— Я понимаю… ты говоришь о своей совести. А воровать чужое добро разве не бессовестно?

— Прощайте.

— Что ж, не смею удерживать. Но знай, если надумаешь… жеребец в этой конюшне будет стоять. В любое время приходи и забирай.

— А вы не боитесь, что я убью вас, господин инженер?

— Нет, не боюсь.

— На грех вы меня толкаете.

— Все мы грешные, парень, — рассмеялся инженер. — Не согрешишь, в рай не пустят. Слыхал такое?

— Слыхал не слыхал, но Цоги Цискарашвили в этом деле вам не слуга, — сказал Цоги, и, поклонившись инженеру, удалился быстрым шагом. И по тому, как быстро, не оглядываясь, он уходил, и по тому, каким нервным голосом, словно сжигаемый лихорадкой, он отказался от его предложения, Бакурадзе понял: парень далеко от него не уйдет.

Было уже далеко за полночь, но Бакурадзе еще не спал. Он сидел у очага и рассеянно просматривал новые заграничные журналы. Время от времени он поднимал голову, прислушиваясь к каждому звуку, доносившемуся со двора. Он уже устал от этого напряженного ожидания, но не хотел сдаваться. Неужели он просчитался, неужели он так плохо знает людей, что поставил не на ту карту?!