Избранное

– Прошу прощения, но один синьор, имени которого я не имею права оглашать, но порядочность которого вне всяких подозрений, предъявил свои права на чемодан, который – я охотно верю! – вы вчера подарили этому… э-э-э… Джованни Сапеньо. Значит, предстоит суд, а до суда – следствие. Чемодан мы вынуждены оставить в качестве вещественного доказательства, а синьора Джованни в качестве… э-э-э… свидетеля, а может быть, и обвиняемого. Всё скажет следствие, синьор…

– И сколько оно будет продолжаться, это следствие?

– Мы будем вести его самым ускоренным порядком, синьор. Значит, года через два – два с половиной, я полагаю, оно уже будет закончено. А там ещё полгодика – и суд.

– Ты что же, хочешь три года морить этого славного рыбака в тюрьме, а потом ещё будешь решать, виновен он или нет?!

– Закон есть закон! У нас сейчас так много дел в производстве, что раньше просто боюсь обещать… Впрочем… – Тут инспектор на минуту замялся, кивком головы приказал конвойным удалиться из кабинета и продолжал тихим, но твёрдым голосом: – Впрочем, есть и другой, более приятный выход из создавшегося крайне неприятного положения…

– Какой? – спросил в один голос и Хоттабыч и рыбак.

– Пожертвование, мои уважаемые синьоры. Если хотите, назовите это безвозвратной дачей взаймы. Семья моя столь велика, а жалованье столь незначительно…

– Ни слова больше, о низкий лихоимец! Мне противно слышать такие речи! Сейчас я пойду и сообщу об этом твоему главному начальнику! – вскричал Хоттабыч с непередаваемым презрением в голосе.

– Вы этого не сделаете по двум причинам, уважаемый синьор, – возразил ему инспектор, ничуть не повышая голоса. – Во-первых, вам в таком случае придётся дать взятку и ему, а во-вторых – и это самое главное, – вы не выйдете из моего кабинета иначе, как под конвоем.

– Почему?

– Потому что я обязан арестовать и вас.

– Меня?! Арестовать?! За что? Не ослышался ли я?

– За то, что вы не выполнили предписания правительства и не сдали итальянскому казначейству всё золото, которое вы имеете. Вы должны были бы понимать, что без золота Италия не может с успехом бороться за западную цивилизацию.

– С какой стати я должен сдавать золото в казначейство чужой страны?

– Должен ли я вас понять, синьор, что вы не итальянец?

– Должен, и ты не ошибёшься.

– Вы иностранец?

– Конечно.

– И вы не американец?

– Ты не ошибся.

– Давно ли вы прибыли в Италию?

– Вчера под вечер.

– А где ваш заграничный паспорт, дорогой синьор?

– Что ты подразумеваешь под неизвестными мне словами «заграничный паспорт», о трижды презренный лихоимец?

– Заграничный паспорт – это тот документ, без которого никто, кроме американцев, не имеет права въезжать в Италию и покидать её пределы.

– Могучий джинн Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб не нуждается в чьих бы то ни было разрешениях. Он посещает те страны, которые ему угодно посетить, не унижаясь до испрашивания соизволения властей, как земных, так и небесных, конечно не считая аллаха.

– Значит, вы прибыли в Италию без визы нашего министерства иностранных дел и привезли с собой какое-то, и довольно значительное, количество золота? Вот за это я, дорогой синьор, и должен вас арестовать. Впрочем, есть и другой, более приятный выход.

– Взятка? – догадался Хоттабыч.

Инспектор утвердительно кивнул головой, не замечая, что старик выдернул из своей бороды несколько волосков.

– Мне хотелось бы вам указать, – прервал инспектор наступившую тишину, – что в тюрьме вам придётся очень туго. Вас будут кормить солёным, но пить давать не будут. Каждый день я буду навещать вас вот с этим графином, наполненным прохладной, вкусной водой, и вы будете испытывать такую жажду, что в конце концов отдадите мне всё ваше золото и все ваши чемоданы и будете ещё благодарны, если мы вас оставим в живых.

– А почему ты украл чемодан, который отобрал у Джованни? – спросил Хоттабыч, бросив при этом на пол несколько разорванных волосков.

– Я никогда не ворую вещественных доказательств, – обиделся инспектор, – вот он…

Только что чемодан лежал на стуле справа от инспектора, и вдруг он словно сквозь землю провалился. Пропала вдруг и груда золотых монет, так приятно волновавшая воображение инспектора, и, что самое удивительное, прямо из-под его рук неведомо куда и каким путём пропал протокол допроса Джованни.

– Это ты украл, проклятый старик! Ты и этот тихоня Джованни! Но ничего, я вас живо заставлю понять, где вы находитесь! – взвизгнул инспектор.

Он нажал кнопку, и вошли четыре жандарма с необыкновенно тупыми и свирепыми физиономиями.

– Обыщите их! – приказал инспектор.

Но обыск ничего не дал.

– Куда девалось золото? Где чемодан и протокол? – завопил инспектор.

Хоттабыч молчал. Джованни беспомощно развёл руками:

– Не знаю, синьор инспектор.

В это время открылась дверь, и в кабинет заглянул мистер Вандендаллес. У него было озабоченное лицо. Из-за его спины выглянул Чезаре. Как переводчик Вандендаллеса он сделал официальное заявление:

– Синьор инспектор, мой американец просит передать, что он очень спешит, потому что сейчас должны открыться магазины. Нельзя ли поскорее поговорить с ним?