Избранное

— Он был черногорцем и сказочно богат, и будь у тебя хоть капля здравого смысла, ты могла бы попросить у него в подарок ту виллу, и он бы тебе её дал; а не только эти маленькие фарфоровые безделушки.

— Деньги-деньги-деньги, ничего кроме денег. Мне нравятся мои пастушки, и мне наплевать на деньги.

— Конечно, почему бы и нет? Ведь сестрица Белль всегда рядом, и мы обеспечены.

— Но он был таким занудой, Белль. Всё, о чём он мог говорить — это о своих исследованиях генеалогии Балканской аристократии. Ну, действительно, кто может свихнуться на такой смехотворной идее-фикс? Это, да ещё его «мазни», как он их сам называл — дешёвые картины, которые он покупал в Европе, приписывая авторство неизвестным ученикам различных мастеров семнадцатого века. Кто может так? Действительно — Димитрий. Этот хорват.

— Сейчас ты его хаешь, но я имею сказать, что акции, которые я посоветовала ему подарить тебе на Рождество, приносили отличные дивиденды в течение десятилетий. Вплоть до последней войны. Спасибо за внимание.

— Ты должна поблагодарить меня, Белль. Если и были какие-то дивиденды, то я их заработала. Ты знаешь, он однажды сказал мне, что Албания — это хорошее место для покупки картин? Ха-ха, подумала я, теперь всё ясно. Это же известная распутным русским князьям и беспринципным левантийским арт-дилерам сказка о похищенных шедеврах и тайном замке высоко в албанских Альпах. Но когда я спросила его, почему именно Албания — хорошее место для покупки картин, он ответил, что они там, видите ли, дешёвые! Да неужели?! Конечно, картины в Албании были дёшевы, почему бы и нет? Какую картину вы могли найти в Албании шестьдесят лет назад? Или сегодня, если на то пошло? Конечно, они были дешёвыми, ещё бы.

— Хватит болтать, Элис, — сказала Белль. — В Албании нет Альп. Ты так разволновалась только потому, что у нас гость мужского пола. Но ты давно не пятнадцатилетняя кокетка. Перестань ёрзать и постарайся успокоиться.

Хочешь хереса?

— Хочу. От воспоминаний о Дмитрии меня мучает жажда. Помню, когда я жила у него на вилле… Всегда этот липкий крахмалистый привкус вставал колом у меня в горле за час перед тем, как гости придут на ужин. И от этого не было никакого спасения. А позже, между супом и рыбой, как раз когда я вроде начинала нормально глотать, Дмитрий подкрадывался ко мне и, шевеля бровями, шёпотом звал прогуляться по саду, в кусты. Между супом и рыбой, заметьте, и мне приходилось придумывать оправдание перед гостями. Действительно, Дмитрий… Хорват. Ты права, Белль, в нём не было ничего аристократического.

Белль отложила вязанье и, взяв в правую руку графин, подошла к креслу Элис.

Джо заметил, что её левая рука как-то странно свисает, и ещё она подволакивает левую ногу.

— Это всё? только полстакана. Когда моё горло так пересохло.

— Твои нервы, дорогая. Помни, что сказал доктор.

— Он глупый молодой дурак.

— Так оно и есть, но мы знаем что бывает, когда пьёшь слишком много хереса. Вспомни, что случилось вчера вечером с Дмитрием.

— Я помню, — сказала Элис. — Ужин подходил к концу, и пора было подавать десерт, когда Дмитрий направился к моему концу стола и пошевелил бровями и прошептал обычное приглашение… А я встала, улыбнулась гостям, большинство из которых были его деловыми партнёрами, и громко сказала: Пожалуйста, извините нас, дорогие гости, но Дмитрий настаивает, чтобы мы удрали от вас в сад, где за кустиками он даст мне попробовать его собственный пикантный десерт, липкий и крахмалистый, блям-блям.

Вы пока приступайте к десерту без нас, а мы вернемся через минуту. Дмитрий всегда очень быстр.

Маленькая Элис засмеялась.

— И это был последний раз, когда я видела Дмитрия и его скучных гостей, биржевых маклеров.

— Элис, — нежно сказала Белль. — Постарайся вести себя хорошо. Я просто не могу представить, что о тебе думает Джо.

Белль медленно, напряжённо возвратилась на своё место.

Элис залпом опустошила бокал и улыбнулась Джо.

— В тот вечер я выпила слишком много хереса, признаю, и я возбудима. А ещё, как говорит Белль, я — импульсивный, переменчивый и непрактичный человек. Но мы такие, какие есть, не так ли? Белль хорошо разбирается в фактах, бумагах, цифрах и тому подобном, а я — нет. Когда я вспоминаю что-то, то думаю о цветах, узорах и впечатлениях. Просто я такая, какая есть.

Белль продолжила вязанье. Джо заметил её любящий взгляд на сестру.

— Ты прекрасно рисовала когда-то, — сказала Белль.

— О нет, ты мне льстишь, но мне самой нравилось, вот что важно. Это был способ самовыражения. Я тогда верила, что к пятидесяти годам стану признанным художником.

Маленькая Элис опустила глаза.

— Но не вышло, — добавила она тихим голосом.

— У сестры искалеченные руки, — тихо сказала Белль. — Артрит. Это началось много лет назад. Очень несправедливо.

— Ну, — пробормотала Элис, — мы не можем получить от жизни всё. И есть, конечно, причина, почему что-то должно быть так, а не иначе. По крайней мере, я всегда себе это говорю.

Она улыбнулась светлой улыбкой.