Избранное

— Я мечтательница. Белль права. Когда я была маленькой, то просыпалась рано и убегала в поля, чтобы почувствовать ветер в волосах, а потом залезала куда-нибудь на дерево, чтобы шпионить за людьми. Ясно-понятно что на самом деле я не шпионила за ними, просто мне нравилось смотреть поверх стен. Я ненавижу стены, я не-на-ви-жу стены. Я лазала по деревьям, заглядывала в чужие дворы и сочиняла истории о том, чем заняты люди за стенами. Когда по утрам я выходила из дома, Белль ещё была в постели, но когда я возвращалась, она сидела на крыльце и читала книгу. Белль прочитала всё детство. Мама называла её «книгочеем». Белль была усидчива и не игруча, как другие дети.

Тебя всегда манил запах книг, не так ли, дорогая?

И я никогда не могла этого понять. Я хотела бегать, исследовать мир и жить как цыганка, и никогда не понимала, как кто-то может весь день сидеть сиднем.

Белла сморщила нос. Она довольно принюхалась.

— Ты глупая. Как ты думаешь, что такое чтение? Я могу в книгах объехать вокруг света.

— Исторические книги, — сказала Элис. — Ты всегда читаешь историю. И когда я возвращалась, мы с тобой сидели на крыльце, а мама выносила нам печенье и молоко, и я рассказывала вам с мамой всё, что видела, а вы говорили, что я всё выдумала. А потом ты рассказывала мне истории из своих книжек, и я говорила, что ты сама их придумала.

Элис засмеялась.

— Что за парочкой мы были. Так сильно отличались с самого раннего возраста.

— Да, — прошептала Белль. — Дядя Джордж всегда так говорил. Он повторял, что никогда не поверит, будто мы — такие разные — близнецы.

— А в дождливые дни, — сказала Элис, — ты вытаскивала на крыльцо табурет и забиралась на него и притворялась императрицей на троне, помнишь? Великая императрица всего сущего, а я была твоей фрейлиной и приносила твои драгоценности.

— Ты ведь не возражала? — спросила Белль.

— О, нет, мне очень нравилось. Особенно, когда ты просила подать корону и я подносила её на подушке. Я ждала в дверях, пока министры займут свои места, а потом очень осторожно — только б не уронить! — шла между ними. И возлагала корону на твою голову. О, я была так горда доверием. А потом, отпустив министров, мы шли в спальню, и ты драпировала меня шарфами и шалями, и я танцевала перед зеркалом и тобой. Интересно: почему я всегда представляла Клеопатру танцующей в прозрачных вуалях?

— Не знаю, — сказала Белль. — Возможно, ты где-то видела фотографию. Или синема «Тридцать первое июня», там привидение леди Джейн… а, нет — это позже. …И ты была такой красивой.

— Да ну?! не красивой.

— Но ты была такой! Прекрасной маленькой мечтой; ты просто парила в воздухе.

— Нет, — прошептала Элис, — я была сама собой. Но книги никогда и не утверждали, что Клеопатра красива, не так ли?

— Они говорили только, что она очаровательна и в ней есть лёгкость. И это то, что всегда привлекало меня — лёгкость, свет. Любой дурак может родиться с красивым лицом. Это ерунда.

Внезапно руки Белль замерли над вязанием. Она уставилась в пол, и Элис сразу это заметила.

— Что случилось, дорогая? Боли?

— Нет. Я думала об игре в Великую императрицу всего сущего, почти девяносто лет назад. Каким глупым это кажется.

Императрица чего, спрашиваю я вас? Нашего маленького крыльца?

Белль загрустила.

— Так было хорошо, — тихо сказала Элис. — Ты была Ею, ты же знаешь.

— Я была кем, дорогая?

— Императрицей нашего крыльца. Для меня это было так.

— Ах, — Белль закатила глаза. — Ну, думаю, это уже кое-что.

— Ещё какое «кое-что». Я больше никогда в жизни не была так горда ответственностью, как тогда, когда вносила корону в твой королевский зал и министры склоняли головы, а я входила, высоко держа подушку и так боясь споткнуться! Но ты улыбалась мне, Белль, и я верила, что не споткнусь и всё будет хорошо.

Это были самые счастливые моменты в моей жизни, — прошептала маленькая Элис, — и ими останутся. Навсегда.

* * *

Когда часы в гостиной пробили три четверти, Белль извинилась и ушла принимать лекарства. Как только она вышла из комнаты, Элис подошла к Джо и села рядом. Она положила руку ему на плечо.

— Наклони голову, пожалуйста. Я хочу посекретничать.

Джо так и сделал.

— Это касается моей сестры. Я знаю, что иногда она кажется ворчливой, но у неё такие ужасные боли! Сначала она сломала одно бедро, потом другое, а потом все эти операции, когда вставляли пластины и спицы, и врачи сказали, что она никогда больше не будет ходить, потому что в нашем возрасте ничего не заживает. Но они ведь не знали Белль, верно? Когда Белль решает что-то сделать, она сжимает зубы и делает.

Маленькая Элис тепло улыбнулась.

— После всех этих операций Белль решила, что снова пойдёт. И она продолжала пробовать и пробовать, плотно сжав губы и сопя носом, и, наконец, пошла! Врачи сказали, что это чудо, но я знала, что это — Белль.

Белль делает вид, что не верит в чудеса. Она предпочитает думать, что слишком рациональна для таких вещей.

Маленькая Элис весело рассмеялась, а потом вновь стала серьёзной: