Избранное

Все сказанное Габором звучало убедительно, Чири Боршош и его сторонники вздыхали только над тем, сколько пшеницы потребуют возчики. За каждый крестец им нужно будет дать, по крайней мере, по два килограмма пшеницы, хотя они наверняка запросят по три: значит, за тысячу крестцов — двадцать центнеров. Как бы пригодилась эта пшеница! На каждую семью пришелся бы лишний центнер зерна, хлеб на целый месяц.

— Все это верно, — сказал Киш, — но из ничего ничего не бывает. Когда мы обзаведемся лошадьми, быками и тягачами, тогда все зерно будет оставаться у нас. А сейчас ничего другого не придумаешь, опоздаем вывезти хлеб — убытков не оберешься.

Разумное слово взяло верх. Решено было нанять шестерых возчиков, чтобы поскорее сложить скирды. Скирдовальщиков хватит с избытком, можно всех людей поставить на укладку.

Верно предвидели Боршош и его друзья: дело с перевозкой не ладилось. К тому же и Чапо нельзя было не включать в число возчиков. Ведь он один из руководителей кооператива и до сих пор ни в чем таком не провинился, за что его следовало бы выставить, — земля его вошла в общий кооперативный клин, и трудился он вместе со всеми. Ну, а если Чапо нельзя выгнать, то нельзя и обходить. К тому же тягло, имевшееся у троих членов кооператива, надо обязательно использовать. Иначе и нельзя, легко сказать — нанять возчиков, а где их найдешь в такое горячее время, когда все спешат поскорее свезти хлеб на тока, ссыпать зерно в амбар, в собственный чулан и смолоть его на мельнице? Недельки через две, когда у каждого хлеб будет уже дома, возчиков можно будет нанять хоть сотню. Прежде у господ тоже так бывало. Крестьяне брались за доставку чужого хлеба, лишь управившись со своим, хоть и скудным.

Пришлось-таки обратиться к Банди Чапо; он знаком с возчиками, пусть подыщет хотя бы человек шесть. И Банди сколотил бригаду возчиков, причем так ловко, что одна-две подводы возили собственное зерно и успевали заезжать к разбросанным по всей округе молотилкам, а остальные работали для балосегского кооператива.

Возчики доставили немало досады членам кооператива. Работая у помещиков или безлошадных крестьян при старом режиме, они привыкли действовать по поговорке: «Быку на току рот не завязывают», а потому и сейчас набивали кооперативным хлебом утробы своих лошадей. При господах приходилось «подмазывать» только объездчиков, угощать их палинкой, и те закрывали глаза на то, сколько пожирают лошади и сколько воруют возчики. А безлошадный крестьянин, собрав сверх ожидания повозку испольной кукурузы, был рад заполучить хоть какое-нибудь тягло и, чтобы не прослыть скрягой, не обращал внимания, бедняга, на мелочи и кормил до отвала чужих лошадей. В кооперативе же договорились, что возчики привезут собственный корм, и они для видимости захватили с собой немного сухой осоки и отавы — пускай лошадки, вволю наевшись ячменя, овса и ржи, закусят осокой, чтобы после обильного корма не случилось у них заворота кишок: и животному, как человеку, быстро надоедает одна и та же, даже хорошая, пища, ведь и нам приятно, пресытившись мясом, выпить винца или поесть салата.

Михаю Шошу и в голову не приходило, что можно устроить все по-другому; ведь так повелось, что добрый хозяин для лошади ничего не жалеет. Во время уборки или перевозки урожая каждый конь ест до отвала, если только для этого найдется время. От зари до позднего вечера лошадь кормится, когда стоит при нагрузке или разгрузке. Иногда и обед так проходит: кое-как перекусит хозяин, наспех даст корма лошади — и поехали дальше! Его подгоняет время, пришпоривают дела, одно за другим — то собираются тучи, то налетает ветер, то поторапливает молотилка, а там уже подоспел срок пахать или выполнять обязательства по контракту — всего не перечесть. Да к тому же Михай Шош ни на минуту не слезал с верхушки стога и не мог уследить за всем, что делалось внизу; и просто не видел, как возчики при каждом удобном случае собирали остатки снопов и бросали их лошадям, а те, обгрызая лишь драгоценные вершки, разбрасывали и мяли копытами все остальное, отбиваясь от назойливых мух, так что возле скирды куча зерна, смешанного с пылью, доходила лошадям до самых бабок. В людях кипела злоба, но они сдерживали себя, считая, что вмешаться в это дело обязан председатель. Если замечание сделает рядовой член кооператива, горластые возчики непременно огрызнутся: «Что у вас тут за порядки, приказывает каждый кому не лень! Кто же здесь хозяин?»

Среди бывших поденщиков мало кто умеет хорошо метать стога. А делать это кое-как, чтобы стог получился с проваленной верхушкой и ямами, в которые может затечь дождевая вода, кооператорам никак не годится — нескладный стог, как говорится, и собака облает.

Ладный, ровный, радующий глаз стог, хорошо уложенный и укрепленный так, чтоб с него без задержки скатывалась вода, — это вопрос не только целесообразности и пользы, но и чести, тем более что крестьяне со всей округи приходят специально посмотреть на кооперативные стога.