Избранное

А то, бывает, заберется в холодок, под скирду соломы и точит лясы с девушками, если они не заняты на уборке половы. Когда у пшеницы крепкие стебли либо при обмолоте ржи и овса, когда мало половы, девушки работают посменно, одна пара всегда отдыхает. Янко незаметно подкрадывается к ним, лезет обниматься или длинной соломинкой щекочет им ступни, а то потихоньку распускает у передников тесемки или связывает их вместе, и, когда девчата, спохватившись, что под молотилкой накопилось много половы и их зовут, вскакивают, передники с них сваливаются или совсем рвутся. Иногда он выкрадывает у них носовые платки или зеркальца, в которые они то и дело разглядывают свои перепачканные рожицы.

Но Чири Боршош не тот человек, чтобы долго терпеть такое безобразие. Пока он не хочет скандалить, и без того его считают бешеным. Так прошло несколько дней; однажды после обеда подавальщики добрались до нижней части большой скирды, им приходилось подбрасывать снопы почти от самой земли на высокий барабан, и у них, как говорится, даже пятки были в поту, а рубашки почернели, как будто их окунули в лужу; стоял удушливый зной, с юго-запада надвигались тяжелые черные тучи и доносились отдаленные раскаты грома, воздух был наэлектризован, а нервы у людей напряжены до предела; все спешили, выбиваясь из последних сил, боясь, как бы не промочило стог донизу, одному лишь Янко Сабо, как всегда, на все было наплевать. Тут Боршош не вытерпел:

— Эй, братец Янош, может быть, ты и побывал во множестве мест и, наверно, лучше меня знаешь, как вилять задом в танцах, но трудиться ты не любишь, это точно. Где же это слыхано, чтобы один из шестерых постоянно ходил курить? И где видано, чтобы кто-нибудь отдыхал или развлекался, когда заканчивают стог?

Яни Сабо насмешливо улыбнулся.

— Какое вам, уважаемый, до меня дело? Отдыхайте и вы. Я не из тех болванов, которые готовы подохнуть здесь в угоду вам.

Чири Боршош хотя и мал ростом, но не любит, когда с ним так разговаривают. Он сразу вскипел и крепко выругался.

— Я тебе, сукин сын, покажу! Или ты возьмешься за дело, или я тебя выгоню отсюда! — закричал он, и вилы, хоть и невольно, угрожающе остановились в его руках.

Янко Сабо не мог отступить, хотя бы из-за девушек, которые рядом с ним укладывали полову, и, несмотря на шум машины, поняв, что между скирдовальщиками произошло что-то неладное, со страхом и любопытством стали прислушиваться, — в руках у Янко тоже недобро сверкнули вилы.

Остальные работники, вздрогнув от крика, стали еще быстрее бросать снопы, чтобы наверху, у молотилки, не было простоя, и кроме того, им не нравилась эта ссора — они хорошо знали, чего можно ждать от бешеного Чири и вертуна Янко. Перебранка длилась всего какую-то минуту, но в эту минуту воздух как будто стал еще горячее.

— Это ты меня выгонишь? Ты? — процедил сквозь зубы Янко. — Да я перед тобой и шапки не сниму. Кто ты такой, коротышка?

Янко задел самое больное место Боршоша — тот терпеть не мог, когда насмехались над его маленьким ростом. Только те, кто хотел его кровно обидеть, бросали ему в лицо это оскорбление.

К счастью, поблизости, в двух шагах от них, возле машины находился Габор Киш, он завязывал мешки. Габор хорошо знал нрав Лайоша Боршоша, а потому выпустил из рук мешок и одним прыжком вскочил на уже низкую скирду, успев перехватить вилы Лайоша в самое последнее мгновение.

Вокруг машины поднялась суматоха, в руках остановились вилы, девушки испуганно завизжали. Стоя у барабана, Банди Чапо и его помощница, резавшая перевясла у снопов, недоуменно смотрели на эту сцену сквозь очки, защищавшие глаза от пыли, а шустрый тракторист пристопорил машину — со всех сторон сбегались люди.

Но Габор Киш решительно произнес:

— Не останавливать молотилку, подавать снопы!

Киш не новичок в этом деле, ему не раз приходилось видеть подобные сцены, и он по опыту знал, что в таких случаях лучше всего продолжать работу: гудящая на холостом ходу машина подчиняет себе людей, как музыка на свадьбе, а происшествие можно обсудить и вечером, когда все немного поостынут.

Стоило появиться Кишу, и Чири сразу же пришел в себя, очень он уважал своего кума Габора — ведь он никогда не давал Чири почувствовать, что тот не вышел ростом. А Киш знал, что Боршош за себя постоит, он отличный работник, но задира и драчун. Боршошу стало стыдно перед кумом за то, что он опять набедокурил, и как ни в чем не бывало, хотя и дрожа от сдерживаемой ярости, о и еще усерднее стал подавать снопы.

Янко тоже чувствовал себя немного неловко, и, хотя у него так и чесались руки пырнуть Боршоша вилами, он нашел тот же выход своей злобе — приналечь на работу. Машина загудела с новой силой, большой ремень задрожал, едва не сорвавшись от внезапного рывка, а девушки закричали:

— Дядя Габор, мешок полон, зерно мимо сыплется!

Киш подскочил, быстро опустил затвор, но, подставляя новый мешок, успел крикнуть:

— Вечером поговорим, а теперь за дело!