Избранное

Вот только животные, а особенно любопытные и не слишком умные овцы не понимают или не признают этой границы. Правда, коровы и быки не углубляются в скверно пахнущую и опустошенную овцами часть луга; зато овцы, напротив, с великой охотой вторгаются в чужие владения — ведь коровы съедают только верхний слой травяного покрова, оставляя молодую поросль с цветочками, а это для овцы самое большое лакомство.

Головная группа овечьей отары давно уже приблизилась к запретным бугоркам, несколько овец даже переступили границу — овцам достаточно учуять запах сочной травки, как вся отара в мгновенье ока накидывается на чужой корм, спешит, будто сознавая: все, что вкусно, хорошо и сладко — запретный плод.

Коров и быков овцы не боятся, те ушли далеко вперед, и их вожаки уже тянутся к колодцу, ведь умницы коровы хорошо понимают, что означает качающийся вверх и вниз журавль. Это подпасок заботится о том, чтобы к приходу мучимого жаждой стада наполнить деревянную колоду до краев холодной, свежей водой.

А карты цепко держат человека, особенно в такую минуту, когда Мишка, проиграв и филлеры, и серебристые форинты, ставит на банк свой кожаный кисет (он верен пастушеским обычаям, у него кисет, а не жестяной портсигар). Кисет идет за десять форинтов, и Мишка надеется, как все картежники на свете, что уж на этот раз он непременно отыграется.

Наконец Банди замечает, что овцы забрели на запретную половину луга, это грозит серьезной неприятностью, и он встает.

— Гляди, Мишка, твое стадо перешло межу, на нашем лугу пасется. Пошли-ка скорее туда свою Фюрге, не то всыплет тебе старик по первое число. (Старик — это старший пастух.)

— Ладно, ладно, садись, еще сыграем, — настаивает Мишка. — Ведь не унесешь же ты мой кисет так просто, за здорово живешь.

— Оно конечно, так, но коровы уже на водопой потянулись, гляди, как торопятся… — Банди хочет прервать игру именно сейчас, пока он в выигрыше, когда все деньги и даже кисет Мишки лежат перед ним. Более благовидного предлога убрать карты, чем сейчас, когда их обоих призывает долг службы, не придумаешь, у Банди хватает ума и такта, чтобы это сообразить.

Но Мишка упорствует.

— Какого дьявола! — в сердцах восклицает он. — Набил карманы и хочешь удочки смотать? — Он делает знак Фюрге. — Погоди, сейчас Фюрге наведет порядок среди овец. — Эй, Фюрге! — кричит он. — Марш в голову отары! — Пастух указывает посохом вдаль, туда, где рассыпалась по полю отара.

Пес начеку, он тотчас становится по стойке «смирно», и не как плохой солдат, с испугом и неохотой, а весело, с готовностью, полный радости жизни и боевого задора. Уши у Фюрге торчком, глаза блестят, и по первому слову хозяина она, словно пуля из ружья, уже летит в указанном направлении.

Мишка не спешит садиться — ведь Фюрге еще щенок, она может совершить ошибку и погнать овец совсем не в ту сторону или, чего доброго, загонит их еще глубже в запретную зону.

Нет, нет, рано еще полностью полагаться на Фюрге, хотя собака она работящая и чуткая, от нее так и пышет усердием, но еще молода и должного понятия не имеет. Хотя Мишка и скомандовал ей: «Марш в голову отары!», но в пылу усердия она может позабыть об этом, пока добежит. Кроме того, разобраться, где голова отары, а где хвост, теперь трудно, — хотя овцы головами все обращены к коровам, отара развернулась веером по всему лугу, — сочная трава здесь везде одинакова.

Поэтому, нагнав отару, Фюрге оборачивается и бросает взгляд на хозяина, ожидая от него дальнейших указаний; куда бежать, что делать? Ждет этого и Мишка, ведь только теперь он может показать ей, как надо действовать, и, кстати, выяснить, можно ли давать щенку-несмышленышу поручения на таком дальнем расстоянии.

Пока собака слышит голос пастуха, управлять отарой наука не хитрая. «Фюрге, вперед! Фюрге, кругом отары!» — командует пастух, или: «Назад, Фюрге, ко мне!» — тут все понятно; а потом, довольный, свистнет ласково, словно говоря: «Ладно, Фюрге, хватит, давай-ка к хозяину».

Но сейчас отара ушла слишком далеко, голоса Мишки не слышно, да еще ветер относит его куда-то в сторону, поэтому Фюрге, верная привычке всех пули, останавливается и смотрит на хозяина.

Это тем более правильно, что она уже совершила ошибку. Вместо того, чтобы, описав большой круг, выбежать к отаре со стороны запретной зоны, Фюрге кинулась по прямой и нагнала отару сзади, а овцы, увидев или почуяв, что их настигает маленький злой демон, в страхе пустились наутек, но не назад, на свое законное пастбище, а вперед, глубже в запретную зону.

Овцы догадываются, что преступили границу, но понимают также, что, если собака лает, значит, она погонит их назад; послушные, они рады бы отступить, но на этот раз лай раздается сзади, поэтому они пугаются и бегут прямо, куда глаза глядят.

Мишка видит ошибку Фюрге, злится и орет что есть мочи:

— Фюрге, давай кругом, гони их спереди! — Он машет посохом и, чтобы виднее было, надел на него шляпу; посох описывает большие круги, показывая, куда и как должна бежать собака, чтобы опередить отару и повернуть ее в нужном направлении.