Избранное

Прежде, вот уж много лет, добытые таким путем трофеи, в том числе и те, что покрупнее, он сдавал Шули Киш Варге и его людям, а полученными деньгами, если их было больше, чем на одну выпивку (надо держать ухо востро, ведь если они приедут хмельными, Андраш Тёрёк спросит: «На какие деньги пили?»), делился с другими — надо же и курить! Только этот жалкий хромоножка боится укрывать краденое, после случая с семенами люцерны он не берется за такие дела. Но не беда, у него, Йошки, есть в деревне «другая зацепка». Да и негоже все время обращаться к одному и тому же человеку. Если же в результате мелких махинаций исходящие счета господина Гелеи и входящие счета железной дороги не согласуются, тогда можно сказать, что на железной дороге слишком обвешивают — и это верно, ведь и они тоже не хотят остаться в накладе, пусть уж лучше у них что-нибудь осядет. Поросята, цыплята есть и у них, и им тоже приходится покупать корм.

А возможно и такое «решение»: шмякнут на подводу — умышленно — один-два слабых мешка, они расползутся, и хотя зерно, какое можно собрать, будет собрано, все же, когда возвращаются в усадьбу и сдают пустые мешки господину Гелеи, Йошка Цибере еще и дерет горло:

— Господи боже мой, господин ключник, чтоб мне не клали больше на подводу таких слабых мешков! Раструсил полмешка зерна, вон оно там, все воробьям досталось! Что с ним поделаешь? Не подбирать же, когда на дороге по щиколотку пыли?

Если в течение года они занимались лишь такими мелкими проделками либо сплавляли то, что удалось скопить, урезая расход посевного зерна, то теперь они не крохоборничают. Если не приходится бояться Андраша, — а бояться его не приходится, ведь он на самых дальних угодьях, — про других всех он, Йошка, и думать не думает, потому что эти все либо ничего не замечают, либо, если кто и догадывается, в это дело не встревают: пусть несет, не мое несет! Вот бы мне так!

Так случилось, что в один тихий погожий денек в начале осени (долго идет молотьба после богатого лета), когда Йошке Цибере доподлинно было известно, что приказчик находится в дальнем конце именья — там сеют озимый ячмень, и он наверняка не бросит сев, — а наблюдать за уборкой урожая остался объездчик Михай Ваш, потому что еще скирдовали последние копны овса и просо, так случилось, что Йошка Цибере вытащил два мешка пшеницы из-под вороха соломы на покинутом токе и взвалил их на тщательно пересчитанные мешки, приготовленные к перевозке и записанные в накладную. Никто этого не видел, так как ни от молотилки, ни со стороны хутора тока не было видно. Это учел загодя истопник, который несколькими днями раньше принес туда мешки. Затем они направились на ритмично поскрипывающих подводах к железнодорожной станции.

Лошади, тихо пошагивая и поднимая далеко видное густое облако пыли, уже достигли границы имения Чатари, как вдруг из стены кукурузы, росшей при дороге, высокой, как лес, и изобильно густой, как конопля, выступил человек — кто же? — да сам Андраш Тёрёк!

— Стой! Покажи бумагу, Цибере! (Он единственный из взрослых, у кого язык поворачивается обращаться к другим на «ты».)

Он просматривает накладные, считает мешки. Цибере, испуганный и изумленный, молчит.

Мешки уложены хитро, их нельзя пересчитать на взгляд.

— Так не пойдет, надо снять первый ряд! В бумаге записано двадцать пять мешков, а на твоей подводе двадцать шесть! Что это такое, Цибере? Посмотрим другую!

На второй подводе тоже один лишний мешок. На других все в порядке.

Остальные возчики в испуганном молчании усердно ворошат мешки, посматривая друг на друга и разговаривая лишь глазами: «Черт бы побрал этого поганца Цибере, теперь и нам влетит! Я всегда говорил, что добром это не кончится… Что-то будет?..»

Кончив пересчитывать мешки, Андраш Тёрёк обратился к онемевшему Цибере:

— Ну что, Цибере? Вот я и поймал тебя, Цибере! И, не в силах совладать с собой — ведь этот бездельник обманывал его искуснее всех, закатил ему здоровенную затрещину. Потом другую. Молодой барин не увидит, и старый тоже не узнает, не станет же этот стервец похваляться оплеухами… Впрочем, может идти жаловаться хоть к самому господу богу, теперь он, приказчик Андраш Тёрёк, поставит вопрос ребром: или Цибере, или я! Я не буду служить вместе с этим вором и лгуном! Его надо отдать в руки жандармов и тотчас же вышвырнуть из имения! Вышвырнуть, вышвырнуть, туда, за околицу, на дорогу, чтоб другим неповадно было!

Потом он вписал в накладную еще два мешка пшеницы и отдал ее четвертому возчику, — пятый был на севе ячменя, — Имре Мачкаши, младшему брату старшего над батраками.

— Пока не возвратятся, вы будете ответственным, дома посчитаем.

Йошка Цибере за все это время даже не пикнул. Не просил прощения, как Шули Киш Варга. Чувствовал, что это было бы бесполезно.

А Андраш Тёрёк после этого пустил в ход свою тактику. Молодой барин только что возвратился откуда-то домой, и Андраш изложил дело ему первому. И тотчас же прибавил, что не может служить вместе с этим Цибере. Его надо прогнать, предать в руки закона. Иначе здесь невозможно навести порядок.