Избранное

С этого изобилия, от которого урывают все, кто работает, снимает пенки и Йошка Цибере. Он забыл об эпизоде с Шули Киш Варгой (как у всех воров, у него короткая память), о краже семян люцерны и тоже хочет урвать свое от бесчисленных благ. Он полагает, что и Андраш Тёрёк позабыл об этом незначительном происшествии, ведь у того столько забот, что постоянно голова кругом идет, уже и облысел совсем — пусть бы через эту лысину и ум его испарился вместе с потом!

Молотьба предоставляет Цибере особенно благоприятные возможности. Все равно, убирают ли зерно в зерновой амбар или на потолок конюшни, возят ли его на железнодорожную станцию. У него повсюду есть свои люди.

Здесь, у молотилки, это истопник и грузчик и, кстати сказать, не господские батраки, а члены артели молотильщиков, работающие издольно. Они нет-нет да и утащат полмешка зерна из-под молотилки, пока, за чрезмерной занятостью, не смотрит весовщик-счетовод — желторотый студентик, который нанят только на время молотьбы и беспомощен перед тутошним плутовством, да к тому же очень уважает (влияние народных писателей!) многострадальный народ. Но особенно свободно можно мухлевать тогда, когда он уходит от весов и пересчитывает мешки на повозке — это ему особо вменяли в обязанность и старый барин, и Андраш Тёрёк.

Правда, одному из подавальщиков приходится быть возле грузчика, чтобы приглядывать за сыплющейся пшеницей, снимать полный мешок и навешивать пустой, пока грузчик взвешивает и производит расчет вместе со счетоводом, потому что он ответствен перед артелью. Однако и у него порой хлопот полон рот: когда мешок наполняется, пшеница сыплется на землю, а тут еще девушки, убирающие соломенную труху, кричат сзади:

— Дядюшка Пишта, дядюшка Пишта! Соскочил ремень соломотряса. Дядюшка Пишта, остановились ковши! — Словом, разные возникают заминки у этой машины, которую пичкают, словно гуся, и которая то и дело давится.

Так вот, в минуты этих заминок Йошке Цибере или истопнику — полубосяку, приехавшему домой из Будапешта только на молотьбу, представляется хорошая возможность выдернуть из-под молотилки полмешка пшеницы и спрятать его в наваленную у ее задней части груду соломы. Ибо у господина Чатари нет денег на уголь, нет даже колосников; он говорит, есть солома, пусть и топливо дает урожай.

Потом они при случае — на что еще темная ночь, когда до смерти усталые молотильщики спят? — забирают зерно и прячут в каком-либо условленном месте, здесь хватит бурьяна, чтобы «прикрыть его», в каком-нибудь ворохе соломенной трухи на уже покинутом токе (если кто-нибудь обнаружит его: кто положил его сюда? у него не окажется хозяина), а вынести его оттуда уже дело Йошки Цибере.

Андраша Тёрёка при молотилке нет, он лишь изредка заглядывает сюда. Ему достаточно забот о возке и скирдовании, поджимает и вспашка поля под пар, и сев (надо сеять рапс и озимый ячмень), его рук-ног просто не хватает на все. Если бы он был здесь, он потыкал бы своей кривой палкой, ее обитым железом концом и в клоки соломы, и в груды мякины. Именно поэтому Йошка Цибере чувствует себя в относительной безопасности. В течение года у него почти нет возможности чем-либо разживиться, разве только запустить руку в ларь с овсом, но овес — это корм лошадей, а отнять у них даже он не может, не хватает духу, он скорее украдет для них. Ключник, этот мозгляк Гелеи, крепко держит в своих лапах то, что в них попадает, и вырвать из них что-нибудь очень трудно. Только благодаря этому он и может держаться, потому что оба барина гнушаются им, и Андраш Тёрёк тоже, зато он так умеет считать и так хорошо знает все достояние Чатари, что без такого человека им просто не обойтись.

Самое большее, что могут сделать Цибере и ему подобные, это, доставляя зерно на мельницу или на станцию, слегка «подоить» мешки. Таким путем удается набрать пятнадцать или тридцать килограммов зерна — смотря по тому, сколько подвод и мешков, а этого хватает лишь на малую толику водки или вина, ибо смерть как пересыхает глотка у человека, когда часами подряд глотаешь тонкую пыль полевых дорог, взбитую лошадиными копытами и колесами подвод.

Часть спиртного уходит на то, чтобы другие держали язык за зубами. И они держат. Ведь, хоть Йошка и заводила, они тоже виноваты. «Сделай виновными невинных, и они будут бояться предательства пуще, чем ты сам» — эту древнюю воровскую тактику усвоил даже Йошка Цибере. Такую «философию» он почерпнул из практики.