Избранное

У г р и к. Я хочу спасти всех! (Бродяге.) В том числе и тебя! (Взволнованно бегает, прихрамывая. Умоляюще.) Одно только имя… ничего плохого тут нет… это более разумно, чем назвать одного из нас! Сколько таких, которые бунтуют… протестуют и не умеют молчать… которые говорят то, что запрещено… поют запрещенные песни… пишут на стенах запрещенные слова! О-о, я знаю таких, которые способны на все! (Тяжело дышит.) А мы… невинные… должны за них мучиться?

О н д р е й. Эти люди борются за наше общее дело! (Злобно.) А вы… с кем вы? С нами… или против нас?..

У г р и к. Я — один… я сам по себе! (Отчаянно защищаясь.) Человек имеет право не быть ни с кем! Только сам с собой!

Б р о д я г а (тихо, хрипловатым голосом). Да, именно этого они и хотели… Чтобы было так… Это необходимо в условиях насилия… чтобы человек оказался один… сам по себе… Одинокий, слабый, сломленный, отчаявшийся… Чтобы он не стоял прямо, а согнулся… и ползал по земле… как червяк в навозе. (Угрику.) Как ты.

У г р и к (лихорадочно). А ты, пропащий… хочешь, чтоб мы все подохли? И мешаешь… мешаешь всем… Ты нам все дело портишь! И не смей ругаться!

Б р о д я г а. Я не ругаюсь, я… Каждый иуда рано или поздно повесится… если кто-нибудь его не убьет!

У г р и к. Убьет? Кто?..

Б р о д я г а (резко). Может быть, именно те, которым ты хочешь служить… которым ты собираешься… выдавать своих, ты, хорек!

У г р и к (он словно в забытьи). Чтобы ты… чтоб ты… больше не ругался…

Из висящего на гвозде пальто учителя он выхватывает свою бритву и, подбежав к Бродяге сзади, перерезает ему сонную артерию.

П о в и т у х а. Иисус Христос!..

Бродяга, сидевший на ступеньке, медленно падает. В подвале воцаряется панический ужас. Томко, Шустек и Ондрей уносят Бродягу на кровать.

Ф а н к а (оцепенев). Что… что вы сделали?..

У г р и к (заикаясь). Я… я не знаю… Боже мой!.. Ведь я… я ничего… это рука сама… (Бросает бритву на пол.) Боже мой!.. Словно сама по себе…

Т о м к о (стоит возле кровати). Помогите, доктор! Ради бога, сделайте что-нибудь!

Ш у с т е к (склонившись над телом). Я уже бессилен, пан учитель…

П о в и т у х а (в отчаянии). Священника! Ради бога, позовите священника!

Старик закрывает мертвому глаза. Томко набрасывает на него одеяло. Бабьякова крестится. Кто-то всхлипывает. В подвале по-прежнему царит ужас. Томко направляется к Угрику.

Т о м к о (лицом к лицу с Угриком). Вы убили человека!

У г р и к. Я не хотел!.. Я хотел… хотел всех нас…

С т а р и к. Тсс… Послушайте! (Прислушивается, глядя куда-то вдаль.) Слышите?.. Петух поет…

Мертвая тишина. Пение петуха слышал только старик.

Все, как сказано в Евангелии… Он первый отрекся прежде, чем пропел петух… (Угрику.) Он убил в себе человека…

Все отходят от Угрика. Вокруг него — пустота.

У г р и к. Я только хотел спасти… (В отчаянии жестикулирует.) Тебя… и себя… и вас… и вас… всех нас!..

Все молчат. Наверху раздается нежный звон колокольчика, открывается дверь. Темноту прорезает луч фонарика. Слышатся быстрые шаги по лестнице. Появляется мужчина в черном — пан  Ф и ш л.

Явление четвертое

Те же и Ф и ш л.

Ф и ш л. Надеюсь, я точен. И буду краток: убийцу пока не нашли… Я говорил с майором, настаивал, просил, но, к сожалению… Девятерых они отпустят, а десятого — нет.

Т о м к о (сурово). Все в порядке. Мы уже обо всем договорились.

Ф и ш л. Договорились? (Безразличным тоном.) Как… вы договорились?

Т о м к о. Предложение пана майора мы отклоняем!

Тишина.

Ф и ш л (удрученно). Я это предполагал. Но майор настаивает на своем… Один человек, пан учитель!

Т о м к о. Да, я понимаю.

Ф и ш л. Прошу вас… подумайте еще раз! Я знаю, это предложение… (Умоляюще.) Но то, что угрожает всем, это еще более жестоко! Ваш отказ майор расценит как оскорбление, протест… проявление солидарности. И я боюсь, очень боюсь, что потом за это… за никому не нужный жест вы все поплатитесь…

У г р и к. Разве я не говорил… не говорил вам?..