Избранное

Всего месяц прошел с тех пор, как появились у нас дашнаки, а сколько произошло событий. Сгорел дом Новруза-ами. Это раз. Избили жестянщика Авака, наказав держать язык за зубами. Это два. Крепко попало нашему куму Мухану и свистульных дел мастеру Саваду… А за что?

Только Саркиса не трогали. Он достраивал дачу Вартазару, может потому наш постоялец сказал: «Кто убивает курицу, которая несет золотые яички!» Это про дядю Саркиса.

Вообще Карабед иногда проговаривается. Вчера, например, он сказал: «Такие птички, как наш Самсон, не нужны ни черту, ни дьяволу. Так себе, дождевой червь». И это за глаза, а когда вместе: «Самсон-джан». Нет, ты нас на удочку не возьмешь, достопочтенный Карабед. Пусть Самсон — дождевой червь, нам-то какое дело?

А что произошло совсем недавно? Плетельщик сит уста Сако отнес заказ в соседнее село и не вернулся. Ну что ж, что не вернулся? Завтра вернется. С кем не бывало — загостился человек. Но Сако не вернулся и на другой и на третий день. Не иначе, как подался к партизанам.

Впрочем, это был не первый случай, когда кто-нибудь из односельчан исчезал из села, а потом оказывался у Шаэна.

Но Сако, плетельщик сит, уста Сако, скрученный болезнями? Что он там будет делать? Кто ему будет ставить на спину банки — средство от всех болезней?

И, главное, жил человек мирнее мирного.

Правда, в тот памятный день, когда в селе появилась бумага с подписью Шаумяна, он неплохо поговорил с самим Вартазаром…

Ночью, после ухода Сако к партизанам, в Нгере снова взметнулся в небо столб дыма, смешанный с огнем. То горел домик Сако, подожженный дашнаками.

Дед сердито обронил:

— Ничего, ничего, пока ветер не дует, и пух в свою тяжесть верит.

_*

Кто-то сказал: «Кричащий в гневе — смешон, молчащий — страшен». Дед избрал третье: смех. Впрочем, смеяться над противником для деда не ново.

Еще одно я заметил: чем тяжелее у деда на душе, тем острее его язык.

А деду было на что гневаться. Один Карабед, постоянно торчащий на глазах, чего стоит!

Я стал замечать, что Самсон при Карабеде не тот, что Самсон без Карабеда. Меня поражала способность этого человека мгновенно меняться. При Карабеде Самсон рвал и метал, а в его отсутствие впадал в уныние, даже заискивал перед дедом. Вообще в последнее время с ним творилось что-то неладное. Его усы, закрученные вверх, как у пристава, обвисли, широкие плечи опустились. Дед любил в такие минуты затевать с ним разговор.

— Что ты, Самсон, будто кизил проглотил? Это на тебя не похоже!

— Жизнь так устроена, уста. Словно лестница: сегодня наверху, а на другой день, глядишь, скатился вниз, — в сердцах ответил Самсон.

Дед удивленно посмотрел на собеседника:

— Ты же наверху, голубчик, о чем забота?

Самсон махнул рукой:

— Э, уста, разве сейчас узнаешь, кто наверху, кто внизу!

Вошел Карабед, и Самсон грубо закричал на деда:

— Я такого больше не стерплю! Человек кровь проливает за нас, — он кивнул в сторону Карабеда, — а ты его впроголодь кормишь!

— Хорошо, прикажу завтра потчевать дорогого гостя пловом с изюмчиком, — спокойно ответил дед.

Однажды, в отсутствие Карабеда, произошел такой разговор между дедом и Самсоном.

— Плохи мои дела, — жаловался Самсон. — Иду вчера вечером селом и слышу: «Головорез Самсон, головорез Самсон». Подкрадываюсь ближе — дети играют в разбойников. Вот, уста, имя мое пугалом стало!

— С детей небольшой спрос, — заметил дед.

— Я это знаю, — продолжал Самсон. — Какой с них спрос? Вот если бы взрослые мне попались!

— Ты, помнится, Самсон, шорню отца хотел открыть? — осторожно осведомился дед.

— Рад бы, да поздно. — Он огляделся по сторонам и тихо сказал: — Связался я с Вартазаром, жизнь свою загубил, уста.

— Да, малость попортил свое имя, — согласился дед.

— Вот видишь! Ты то же самое говоришь. Весь Нгер ненавидит меня. Придут большевики — висеть мне на перекладине.

Дед вдруг закашлялся. Он сделал вид, что не расслышал последних слов.

Лицо Самсона было красное от напряжения.

— Как ты думаешь, уста, — спросил он, — простит мне Нгер в случае… — Язык Самсона словно прилип к гортани, он еле ворочал им. — Правда, я в это не верю. Но все же, как поступят со мной, если большевики придут? — наконец выдавил он.

— Я тоже в это не верю, — невозмутимо ответил дед, — но что касается Нгера, боюсь, Самсон, что он тебе не простит. Волк ел не ел, а пасть в крови.

— Не простит?! — неожиданно завопил Самсон. — Пока ваши руки дотянутся до моей шеи, кое-кому не поздоровится от этой игрушки! — пригрозил он, хлопнув по деревянной кобуре маузера.

Вплотную подойдя к деду, Самсон прошипел:

— А ты, старик, говори, да не заговаривайся! И до тебя доберусь! Завтра же проверю, чем Карабеда кормишь.

Самсон мутными глазами уставился в обманчиво спокойное лицо деда. Когда он ушел, дед сказал:

— Ну, если такие дубины, как Самсон, задумались о голове, знай: недолго она будет утруждать плечи.

IX