Твои мне кудри сеть силков плетут,—Душа, как сокол,— вся во власти пут.Твой стан — «алиф», и «лям» его обвил,— Не так ли твои кудри кольца вьют?И сердце разве обрело б покой,Когда бы не был в нем тебе приют?Очей и уст, и губ сколь сладок вкус,— Миндаль, фисташка, жженый сахар тут!О, сколько розоликих в мире есть,Но стан твой — роза, это чудо чуд!Едва взведешь ты месяцы бровей — Перед тобой во прахе все падут.Хафиз! Любой перед такой красой, Как ни красив, а все же плох и худ!
* * *
О, если бы мой властелин был милостив к моим послугам!Высок бы стал мой сан и чин — вознесся вровень с горним кругом.Не вижу лик твой — и мой стон захлёстнут горем и смятеньем,А лик увижу — изумлен, гляжу я на него с испугом.На мне — все тяготы вины, других влюбленных ты не мучишь,— Душа и сердце смущены — тяжелым сражены недугом.Тебя узрел я, и с тех пор чужды иным виденьям очи,—Ни на кого не смотрит взор, любуюсь я лишь милым другом.Мне доля горя и тревог сменила радости свиданья,—Такую дарит участь рок и преданным и верным слугам!Унижен, у твоих дверей влачусь я, попранный во прахе,А ведь у праведных мужей известен счет моим заслугам!И ежели Хафиз падет во прах к заветному порогу, Его и слава и почет да расцветут весенним лугом!
* * *
На небосводе красоты твой лик — как полная луна, Там, где красой сияешь ты, краса Юсуфа не красна.И если ветер донесет весть о свидании с тобой, Влюбленный розою цветет — вся грудь его уязвлена.И разве диво, что и мне красой ты озаряешь взор, Ведь даже солнцу и луне тобою красота дана.И муэдзин, и сам имам забудут кыблу и михраб: Твоим бровям, твоим очам молитва их посвящена.Где равный лику твоему найдется светоч на земле? Ведь солнце посрамляет тьму всегда, в любые времена.И в целом мире взор ничей перед тобой не устоит: Подернут взор твоих очей завесою хмельного сна.Твои багряные уста хмельною сладостью томят: Пред ними меркнут от стыда и красный цвет и хмель вина.Твои уста меня казнят и кровь моих рыданий пьют,—Спрошу «За что?» — и виноват: и за вопрос — на мне вина.О, если бы Хафиз сумел спросить о тайне твоих губ,—Всему обрел бы он предел, испив желанное до дна.