Избранное. Искусство: Проблемы теории и истории

Того же достигнет и историк, как только он добьется познания законов бытия человечества в прошлом. Ибо те же законы должны управлять и будущим человечества. Когда история станет наукой точной, она будет биологией высшего порядка. Сейчас мы имеем химию, которая изучает атомы и сочетания атомов – молекулы; имеем биологию, которая изучает сочетания молекул – клетки и сочетания клеток – живые организмы. Организмы могут жить (как и атомы и клетки) каждый своею обособленною жизнью, но могут образовать и высшие единицы – семью, род, народ, и эти единицы могут объединиться в целое – человечество. Необходимо, чтобы рядом с биологиею атомов и молекул (химиею), рядом с биологиею клеток и организмов стала биология социальных единиц и человечества.

Было время, когда все биологические науки занимались «систематикою», т. е. описанием и классификацией) того, что есть. Девятнадцатый век изменил все это, выяснив великий закон эволюции, старый Гераклитов закон, что все течет, все меняется, ничто не остается неизменным. История есть наука о социальной эволюции человечества, о непрерывном, связном его изменении.

Вот эта – существующая пока лишь в проекте – биология человечества должна подвести все бесконечное разнообразие исторических фактов под немногие простые категории; должна свести все совершавшиеся и совершающиеся в разные время и в разных странах эволюционные процессы к определенной схеме, настолько ясной, чтобы мы могли начертить историю в виде кривой, и настолько точной, чтобы там, где для начертания кривой (для прошлого или для будущего) в нас не хватает фактов, мы с полною уверенностью могли провести линию именно так, а не иначе.

Само собою разумеется, что точность и подробность – не одно и то же. Зоолог знает, как нормально протекает жизнь любого животного, но предсказать для каждого отдельного зверя, суждено ли ему мирно прожить то, что ему полагается, или ему предстоит преждевременно случайно погибнуть, разумеется, ни один зоолог, при всей общей точности своих знаний, не возьмется. Мы все очень хорошо знаем, что после зимы непременно настанет весна и что весною будет много теплее, чем зимою; но заранее предсказать, какая в таком-то месте, в такой-то день и час будет температура, – этого, при всей неоспоримой точности общей схемы, не может и самый знающий и трудолюбивый метеоролог. И от будущей биологии социальных организмов мы не вправе ожидать, что она во всех подробностях сумеет объяснить прошлое и предугадать будущее: сколько-нибудь обстоятельно мы знаем, да и то частично, историю человечества лишь за последние несколько тысяч лет, т. е. ничтожное сравнительно количество времени; мы и прошлое, и даже настоящее человечества знаем далеко не всесторонне и не можем питать никакой надежды, что пробелы в нашем знании даже наиболее известных нам исторических процессов когда-нибудь, в силу каких-нибудь особых обстоятельств, будут восполнены; и ожидать, что историк сможет и в прошлом распознать, и в будущем предуказать все случайности, все «точки пересечения двух или нескольких независимых причинно-следственных рядов», решительно невозможно. Незачем, следовательно, бояться, что нарождение истории науки положит конец красочности, занимательности, поучительности исторического повествования о прошлом, или что когда-нибудь историки, «уподобившись оной древних времен Кассандре», будут предвидеть и предсказывать всевозможные бедствия и тем отравят себе и прочим людям все радости жизни.

До сих пор историки занимались преимущественно установлением и классификацией) подлежащего изучению фактического материала. Произведена громадная работа по проверке фактов и по приведению их в причинную зависимость одного от другого. Факты разобраны по группам и отнесены по принадлежности к истории политической, экономической, социальной, к истории религии, философии, права, литературы, искусства. В пределах каждой такой группы проведена другая – географическая и хронологическая – классификация. Историческая наука разбилась на целый ряд отдельных дисциплин, из которых каждая, в соответствии с особыми свойствами своего материала, вырабатывала собственные методы исследования, более или менее резко обособлялась и, понемногу утрачивая живую связь с остальными, утрачивала также и чисто исторический характер; история религии уклонялась в сторону богословия, история литературы и искусства в сторону эстетики, история политическая в сторону государственного и международного права и т. д. Из исторического материала каждому хотелось извлечь не общие законы эволюции человечества, а практические уроки.