Избранное. Искусство: Проблемы теории и истории

Обстоятельства, предшествовавшие написанию книги, были связаны с конкретным участием Ф. Шмита в организации работы по спасению, изучению и реставрации памятников православного искусства еще во времена царской России². С этой целью в 1913 г. Ф. Шмит посещал Новгород и Псков. Осенью 1915 г. в Киеве он осуществил исследование состояния Софийского собора в Киеве. В декабре 1915 г. Ф. Шмит начал сбор сведений о средневековых памятниках Волыни и Киева. Единомышленниками Ф. Шмита в направлении по изучению древнерусского искусства стали его харьковские ученики – Дмитрий Петрович Гордеев³ и Степан Андреевич Таранущенко⁴. Они готовили материалы Ф. Шмита для публикации в «Светильнике», «Византийском временнике» и других изданиях⁵.

Весной 1918 г. Ф. Шмит отправился в Киев, где начал работы по осуществлению проекта по ремонту и реставрации, а также научному исследованию Софийского собора в Киеве. С разрешения киевского митрополита Антония были поставлены леса в Св. Софии, сделаны фотографии с некоторых мозаик алтаря. Личный почин Ф. Шмита побудил тогдашнее гетманское правительство Украины ассигновать на исследование этого памятника 25 тыс. рублей, а митрополит вознамерился дать на реставрацию собора еще 3 млн. рублей. Исследование собора было поручено Ф. Шмиту. Но пришел к власти Петлюра и работы были свернуты. В 1919 г. после установления советской власти в Харькове новым правительством на изучение собора было отпущено 1000 тыс. рублей. Но и этому мероприятию не суждено было осуществиться.

Начиная с 1913 г., Ф. Шмит последовательно изучал древнерусские памятники не только на практике, но переосмысливал теоретически опыт предшественников⁶. Но Ф. Шмит не смог бы осуществить тех широких сравнений древнерусского искусства с византийским и мировым художественным процессом, если этому не предшествовал этап его профессионального становления как византиниста⁷.

Внутренние мотивы обращения Ф. Шмита к истории древнерусского искусства связаны с попытками найти ответ на извечный вопрос: кто мы?⁸ Оригинальность концепции Ф. Шмита состояла в выборе ракурса рассмотрения проблемы. Ученый предложил искать истоки древнерусской культуры не на Западе – в Византии, а на Востоке – на Кавказе через Тмутаракань⁹. Такая постановка вопроса уже предполагала полемику с укоренившейся в русской историографии традицией апологетики византийского влияния на древнерусскую культуру. Правота сторонников этой позиции долгое время не оспаривалась, поскольку их главная идея была почти сакральна для русского национального самосознания: она была прочно вплетена в культурно-политическую доктрину «Москва – Третий Рим».

Новизна подхода Ф. Шмита к теме древнерусского искусства была связана с попыткой рассмотреть логику его развития в рамках разработанной им циклической концепции. Ф. Шмит начинает с доказательства тезиса об асинхронности темпов художественного развития Византии и Древней Руси на самых ранних этапах их соприкосновения. Несовпадение циклов развития двух культур – Руси и Византии – привело, по его мнению, не только к положительным, но и к отрицательным последствиям. «Русь примкнула к Византии, которая была на целый цикл старше ее». В результате более молодая древнерусская художественная традиция не выдержала «напора» Византии. «Не продумав и не пережив всего сама, она должна была сразу усвоить весь тысячелетний чужой опыт, но ни отдельные люди, ни целый народ чужим опытом мудры не бывают. И потому вся история русского искусства есть явление весьма сложное, где параллельно происходит постоянный внутренний отказ от механического усвоения Византии и поиски чего-то другого. И вместе с тем… идеализация той же Византии, цепляние за ее красоты, за ее богословие, политические и художественные традиции»¹⁰. «Раз и навсегда найденная формула “византинизма” постепенно превратилась в тяжелую цепь, приковывавшую ее к отжившему прошлому»¹¹.

Итак, рассмотрим аргументацию Ф. Шмита. Тезис первый – об «учителях» русского народа. В этом вопросе Ф. Шмит стремится избегать стереотипов – поиска «учителей» среди племен, живущих к Руси ближе всего географически¹². Не всегда Россия выбирала соседей в качестве учителей, и этому есть немало примеров. «Россия второй половины XVIII века, например, хотела учиться у Франции. Хотя, казалось бы, Швеция, Польша, Германия, Турция были непосредственно ближе, чем Франция»¹³.