Избранное. Исторические записки

Религия, добро, любовь и красота – эти четыре ценности знал Тургенев в человеческой жизни как наивысшие, и объединял их с точки зрения того исцеляющего действия, какое он производит в душе человека. Совершенство он видел в самозабвении: вот четыре дороги к самозабвению, то есть к совершенству. Он неустанно восхвалял эти пути; его положительные образы – исключительно люди, шедшие этими путями: обрекшие себя служению либо вере, как Лиза, либо добру, как Дон Кихот и Инсаров, либо жертвенной любви, как Елена, Наталья в «Рудине», Марья Павловна в «Затишье». Тем самым он проповедовал, стало быть, усилие к самопожертвованию, добровольную решимость искоренить в себе эгоизм, отдаться чему-нибудь всецело; он проповедовал: Entbehren sollst du. Но эта решимость есть акт личной воли; как же понять это противоречие? Идеал Тургенева был безличность, а путь к этому идеальному состоянию вел чрез огромное напряжение как раз личного начала; он хотел, чтобы человек был как птица, но птицею, думал он, современный человек может стать только в силу развитого сознания; совершенно так же, как Толстой в 50-х годах, он проповедовал одновременно религию природы – и религию долга, между тем как одна несомненно исключает другую. В «Записках охотника», в «Поездке в Полесье» он воспел человека, всецело погруженного в природу, а в «Фаусте», в «Дворянском гнезде» прославил человеческую борьбу с природой, со страстью-стихией; и вся его патриотическая деятельность (которой он, видимо, придавал большое значение в своем писательстве) состояла в том, что он без устали, сорок лет, проповедовал русскому обществу религию долга, язвил и корил русского мужчину-интеллигента за неумение отдаться чему-нибудь всей душой и преодолеть свою рассудочность, раздвоенность, непостоянство, чтобы стать как птица. Но и здесь он впадал в то же противоречие, противопоставляя мужчине – русскую девушку, как образец. Потому что в его изображении русская девушка прекрасна именно тем, что она всецело следует природе – непосредственному влечению своего сердца, а от мужчины он требует ведь подчинения разуму, долгу. Наконец, и самая эта цельность женщины двоится у него; не поймешь, кто прав: та ли женщина, которая радостно сгорает жертвою любви, как Елена и другие, или та, которая подавляет в себе влечение своего сердца, как Лиза. Те – жрицы природы, эти – жрицы долга; служат враждебным богам, и однако равно святы для него. Лаврецкий поучает Лизу: «Слушайтесь вашего сердца», но все «Дворянское гнездо» учит противоположному: Лаврецкий дважды сломлен как раз за то, что слушался дважды своего сердца, и Лиза представлена в апофеозе, когда умерщвляет свое сердце, как пушкинская Татьяна. Итак, ежели мы хотим учиться у Тургенева, спрашивается, как нам понять его? Должен ли человек покорно отдаваться стихийным влечениям своего духа, что́ и есть природа в нем, или, напротив, разумом определять свой долг и уже служить ему беззаветно, попирая в себе влечения страсти? Этот вопрос был слишком хорошо знаком и Толстому: мучил его долгие годы. Тургенев, вероятно, никогда не ставил его себе отвлеченно, но у него был готовый ответ, и этот ответ был образ: образ птицы, неудержимо летящей вперед: «горячая, сильная жизнь, неуклонная воля, несокрушимая уверенность» – что он увидал в полете тринадцати журавлей. Самозабвение страсти или самозабвение долга – все равно: лишь бы самозабвение, цельность, без которых невозможны горячая жизнь и неуклонная воля. Таков, несомненно, был идеал Тургенева. Полюсами его мировоззрения были – с одной стороны, жизнь, безличная до полного слияния с природой, текущая, как вода по болотным тростникам, жизнь лопухов, мух-коромысл и Касьянов; с другой стороны, пыл Прометея или Сатаны, высшее напряжение личного начала, там, где оно само становится стихией. Самые резкие его заявления в этом смысле – обе крайности его противоречия – «Песнь торжествующей любви» и «Дым». В обоих произведениях узлом действия является половое влечение; тожеством предмета особенно подчеркивается противоречивость двух мыслей Тургенева о нем.

Литвинов и Валерия поступают совершенно одинаково – оба повинуются прозвучавшему в них велению страсти, в обоих природа торжествует над личностью, и в обоих униженная, посрамленная личность жестоко страдает. Но как различно оценивает Тургенев эту борьбу в том и в другом случае!