Избранное. Исторические записки

Уезжая, Муций сказал Фабию, что вернется не раньше, чем почувствует, что последнее следы любви к Валерии исчезли в нем; и в дальнейшем повествовании нет ни одного намека на то, чтобы он вернулся с вероломной мыслью склонить жену друга к измене. Напротив, при первой встрече он приветствовал Валерию, «дружески-весело, но спокойно». Тургенев прибавляет: «По всему видно было, что он сдержал слово, данное Фабию». И во весь первый день по возвращении он обращался с нею «почтительно просто, как давнишний друг». Еще невиннее, разумеется, мыслила Валерия; она даже обрадовалась возвращению Муция. Но вечер, проведенный вместе, рассказы Муция, вино и песнь любви разбудили в обоих то, что тайно гнездилось в них. В Муции чувство вспыхнуло сразу: он волевая натура; уже прощаясь на ночь, он обнаруживает вспыхнувшую страсть странным рукопожатием и настойчивым заглядыванием в глаза Валерии. А в ней страсть только затлела; она не может уснуть, ее кровь волнуется тихо и томно. Валерия – безвольная натура; вспомнить, что сказано о ней: бледная, застенчивая, почти боязливая, она редко улыбалась, ее глаза были всегда опущены, ее голос едва ли кто слышал. Вспомним, что, любимая двумя, она сама никого из них не полюбила, и выбрала Фабия только по указанию матери. Она из тех людей, в ком голос непосредственного чувства звучит неясно и медленно доходит до сознания. Ночью Муцию и Валерии одновременно снится один и тот же сон, тождественный даже в мелких подробностях, сон о том, как они соединились в любовном объятии; и Муций, проснувшись, хватает скрипку и играет ту песнь торжествующей, то есть удовлетворенной любви. Мне кажется художественной ошибкой, что Тургенев придал сну обоих одни и те же конкретные черты; напротив, они должны были грезить по-разному, потому что их опыт и способы восприятия глубоко различны; их сны, несходные в деталях, должны были совпасть только в факте объятия. Зато очень тонко изображена разность их чувствований во время сна и наутро, именно сообразно различию их натур. Валерия во сне не чувствует к Муцию никакой нежности, он скорее кажется ей отталкивающим и страшным; его объятия она испытывает как насилие; а он, рассказывая о том, как во сне появилась перед ним женщина, которую он любил когда-то, говорит дальше: «И до того она мне показалась прекрасной, что я загорелся весь прежнею любовью». И проснувшись, она дрожит и стонет от ужаса, ее лицо бледно, как у мертвеца, и печальнее мертвого лица; а Муций играет песнь любви, и наутро Валерия содрогается при виде его веселого, довольного лица. Муций понял – не только себя, но и ее; он знает, что они оба уже во власти рока; вот почему, снова предложив ей ширазского вина и услыхав ее отказ, он бормочет про себя: «Теперь уже не нужно».

Что в эту первую ночь, созревая в них, оказалось двойным сновидением, то в следующую ночь претворяется в совместное действие. Высшей волей суждено, чтобы они принадлежали друг другу. Не только Валерия, – сам Муций ужаснулся бы такого поступка; но их личная, их разумная воля должна покориться тому верховному решению, – она должна на время умолкнуть в обоих, уснуть. И вот рок, повелевающий в их крови, подымает их ночью, сонных, и сонных сводит в беседке на полпути; когда же предназначенное свершилось, Валерия, вернувшись в спальню, мгновенно засыпает свинцовым сном, а Муций в забытьи оглашает ночь песней удовлетворенной любви. Эта песнь – не человеческая мелодия: то ликует сама Природа, торжествуя победу. И стихи, которые бормочет Муций, говорят о жестокой неотвратимости Ее закона:

Месяц стал, как круглый щит…
Как змея, река блестит…
Друг проснулся, недруг спит —
Ястреб курочку когтит…
Помогай!

В третью ночь готовится то же. «Луна опять взошла на безоблачное небо; и вместе с ее лучами, сквозь полупрозрачные стекла окон, со стороны павильона – или это почудилось Фабию? – стало вливаться дуновение, подобное легкой, пахучей струе… вот слышится назойливое, страстное шептание… и в тот же миг он заметил, что Валерия начинает слабо шевелиться. Он встрепенулся, смотрит: она приподнимается, опускает сперва одну ногу, потом другую с постели – и, как лунатик, безжизненно устремив прямо перед собою потускневшие глаза, протянув вперед руки, направляется к двери сада!» А навстречу ей, «по дороге, ярко залитой блеском месячных лучей, идет, тоже как лунатик, тоже протянув вперед и безжизненно раскрыв глаза – идет Муций». Это второе свидание не состоялось: Фабий убил Муция. Последний только один раз, во вторую ночь, обладал Валерией.