«Ключ веры» – попытка открыть доступ современному человеку к Библии, «Гольфстрем» – тоже попытка связать современную мысль с одной из древнейших философских систем – с системой Гераклита. М.О. знает, что не только Библия, но и Гераклит для того, кто стоит на уровне новейших завоеваний науки, есть только великолепные руины, которыми можно издали любоваться, но которые разваливаются в прах при первом соприкосновении со «строгими» требованиями критики. И что, стало быть, если не перетолковать Гераклита и не приспособить Библию к навыкам и требованиям нашего мышления, никто с ними считаться не станет. А нужно, во что бы то ни стало нужно заставить людей считаться не только с Гераклитом, но и с Библией и даже с библейским Богом. А раз так, стало быть, надо «оправдывать» – надо показать, что и Библия, и Бог Библии не оскорбляют тех представлений об истине и добре, которые предполагаются имеющимися у нас навсегда непреложными. «Я хочу рассказать, заявляет нам М.О. в заключение уже первой главы “Ключа Веры”, как, в образе ветхозаветного Бога, жил, страдал и совершал свое мировое дело всеобщий Бог человечества».
Гераклита мы оставим в стороне: в небольшой статье нет возможности исчерпать всё, о чем размышлял М.О. в последние годы своей жизни. Тем более что даже торопливый читатель без труда может заметить, что, как ни чтит М.О. Гераклита, его основная тема, его заветная мысль и глубочайшие чаяния связаны с Богом Библии. И вот я спрашиваю, что должно было сделаться с этой мыслью, когда потребовалось, как выражается М.О., в ветхозаветном Боге увидеть и показать всеобщего Бога человечества? Мы слышали от него, что, когда он жил в здравнице, его больше всего тревожили и раздражали навязчивые требования впитавшихся в него современных истин. Он не принимал ничего из того, о чем ему так красноречиво рассказывал В. Иванов, ибо чувствовал, что в роковые минуты жизни это ему не понадобится, и в смертный час он не об этом вспомнит. Неужели он это забыл, неужели могло ему показаться, что в смертный час он вспомнит о «всеобщем Боге человечества», т. е. о библейском Боге, так переродившемся, что всякий человек, во всякое время и во всяком месте всегда узнает Его? И, главное, узнает Его современный человек, который, как известно, о смертном часе никогда не думает и думать не хочет, и который не верит в пафос роковых переживаний – узнает и найдет этого Бога соответствующим, как принято говорить ныне, своим идеалам! Самое поразительное, что М.О., превосходный знаток истории, как бы совсем не замечает, что, задаваясь целью превратить библейского Бога в «общечеловеческого», он только продолжает уже давно, очень давно начатое людьми дело. Еще с первых веков нашей эры, т. е. с того момента, когда Библия стала достоянием греко-римского культурного мира, образованные люди стремились превратить библейского Бога в Бога общечеловеческого, т. е. вытравить в его образе все те черты, которые не мирились с представлениями культурных людей о всесовершенном существе. Особенно резкое и своеобразное выражение это стремление получило в учении гностиков, главным образом – в учении Маркиона. Маркион все силы своего огромного ума и исключительного дарования направил на то, чтобы убедить формировавшуюся тогда молодую христианскую церковь отречься от Ветхого Завета. Он учил, что Бог Ветхого Завета – не настоящий Бог, и что созданный им мир – не настоящий мир. Попытка Маркиона, как известно, не увенчалась успехом, церковь от Ветхого Завета не отреклась. Но его идеи оставили в истории глубокие следы. В невидимых, скрытых тайниках даже верующих душ поселилось подозрение, что Ветхий Завет не должен быть включен в Св. Писание, и что Бога Ветхого Завета рано или поздно придется отвергнуть.