Избранное. Исторические записки

«Ключ веры», если его принимать дословно, находится в «вопиющем противоречии» с теми мыслями, которые М.О. высказал в «Переписке». Обычно вопиющие противоречия смущают нас и настраивают подозрительно против человека, который «обличен» в них. И, может быть, будущий историк литературы, которому придется выяснять миросозерцание М.О., с горечью или недоумением или – если он будет враждебно против него настроен – со злорадным торжеством станет противопоставлять «Ключ веры» – «Переписке». Но для нас, раз мы делаем попытку услышать М.О. теперь, когда его уже нет меж нами, противоречия приобретают иной смысл и иную цену. Мы вспоминаем проникновенные слова Экклезиаста (XII: 7): «И обратится прах в землю, чем он и был, а дух возвратится к Богу, Который и дал его». Земное учительство останется на земле, и на земле Библия будет читаться под руководством эллинских мудрецов и выросших из них Маркионов, Фихте и Гарнаков. Здесь, на земле, о настоящей Библии «нельзя», как писал Михаил Осипович В. Иванову, «ни говорить, ни думать». Ибо, если начнешь говорить или даже размышлять – ведь размышление, как учил Платон, есть неслышная беседа души с собой – не избегнуть, никак не избегнуть той колеи, по которой движутся вкусившие от плодов запретного дерева люди. Но там, куда М.О. возвратился теперь, там можно обо всём и размышлять, и говорить. Там он и Библию будет читать так, как ее читали в древние времена. Там казавшийся всем столь некультурным и потому предосудительным, даже безумным порыв его омыть с души наши знания и выйти на берег нагим, как первый человек – там этот безудержный порыв или – быть может – предчувствие ясновидящего – найдет, лучше сказать, нашел свое оправдание: ведь первый человек, не вкусивший еще от древа познания, был свободен от всех наших разумных критериев, без благословения которых мы не смеем принять Бога, даже и тогда, когда любим Его всем сердцем и всей душой, как любил Его покойный Михаил Осипович.

Париж, 10 марта 1925 г.

Печатается по изданию: Шестов Л. О вечной книге (Памяти Гершензона) // Шестов Л. Умозрение и откровение. Париж, 1964. С. 13–21.

Впервые опубликовано: Современные записки. [Париж,] 1925. № 24.

Андрей Белый М.О. Гершензон

Ушел Блок. Ушел Брюсов. Не стало Михаила Осиповича Гершензона. Один за другим покидают нас деятели начала столетия, незаменимые, нужные, ценные пылом работы своей.

Когда я вспоминаю покойного, нервную и торопливую речь его, точно мгновенными молниями, освещающую горизонты культуры, – я ею охвачен опять и опять; изумление и благодарность, светлейшая радость и грусть во мне борются; грусть, что вот он, такой огненный, юный, всем нужный и всеми любимый, ушел: но во мне подымается радость, что я в продолженьи шестнадцати лет имел счастье выслушивать ряд указаний его, ряд советов; я видел его за работой, в семье; у него я учился; и черпал ряд импульсов, нужных весьма для работы моей.

Знаю, – значимость нашей работы не в том, что мы – действуем; в том, что со-действуем: действуем вместе; в том именно значимость нашей работы, ее живой смысл, что она – приглашение к действию, что кто-нибудь живо участвует вместе с тобой в пережитии самого становленья процесса работы; есть люди, которых работа воистину строит культуру; таким был покойный; и кроме того: он имел очень редкий, чудеснейший дар пронизать всё, что падало в поле его бесконечно широкого зрения; и приобщать это поле к живейшим своим интересам и действиям; личность Михаила Осиповича стояла года путеводной звездой для его со-работников.

«Личность» – сказал я; и я обрываю себя…

В отношеньи к Михаилу Осиповичу как-то странно звучит слово «личность»; ведь он обладал редким знаньем огромного расширения личности; изо дня в день и из месяца в месяц, он жил вне себя; жил в сверхличном: в трудах, в своих мыслях и в душах его окружавших друзей, соработников, добрых знакомых и в деятелях просвещенья. Такой незатейливый, скромный порой до чрезмерности, неутомимо трудился в своем кабинетике он; вместе с тем – был таким он большим, тесно впаянным в сферу культурной работы России; он жил в своем времени, – был этим временем; был он порой атмосферою времени: личность его перешла в атмосферу, творимую им; и поэтому в смерти он жив; и она не прервет его цепи работ; он работает в нас своим светом и правдою.