Избранное. Исторические записки

М.О. пишет, например, – вспоминая «миф» о борьбе Иакова с Богом: «Я не смею пояснять отдельные черты этого мифа – пусть каждый сам вглядится в них». Но сейчас же, после этих благоговейных слов, он, по поводу Исход IV: 24–26 замечает: «В этих циклопических образах древней народной фантазии, как в твердой скорлупе, было скрыто ядро еврейской религии: когда скорлупа распалась, – ядро проросло». Когда вы читаете эти строки, вы сразу уже угадываете, что из этого выйдет, вы чувствуете, как эллинские «критерии» незаметно прокрались в сознание М.О. и медленно, но верно начали свое дело разрушения. Когда нельзя было иначе, «критерии» даже соблазнили и М.О. к неточному изложению библейского повествования. В Библии сказано: «От всякого дерева в саду ты можешь есть, а от дерева познания добра и зла, не ешь от него; потому что в день, в который ты вкусишь от него, умрешь» (Бытие II: 16–17). Так сказано в Библии, а разум, который никогда не примирится с тем, что плоды знания добра и зла, т. е. его собственные плоды – смертоносны, подсказывает автору «Ключа веры», что Бог «запретил» тоже есть плоды и от дерева жизни. Без такого искажения, без допущения, что Бог не только отнял у человека знание добра и зла, но и закрыл для него источники жизни, невозможно довести до конца «разумную» критику Св. Писания. М.О. потому даже не останавливается на сказании о грехопадении и только вскользь касается его, как бы подчеркивая этим наше право выбирать из Вечной Книги только то, что нам кажется понятным и приемлемым, и отбрасывать или перетолковывать то, что представляется непонятным и неприемлемым, и продолжает это до тех пор, пока ему не начинает казаться, что старая книга уже совершенно очищена от «предрассудков» и «суеверия», и что в таком виде она может дерзнуть предстать на суд современного человека. Так, чтоб пояснить первый стих первого псалма: «Блажен муж, который не ходит в совет нечестивых», М.О. пишет: «Верующий отличается от неверующего характером своей душевной жизни; в верующем душевная жизнь совершается закономерно; оттого всякое его чувство и всякий помысел существенны, плотны, конкретны и все вместе располагаются в стройном порядке, почему и вовне получается благообразие и удача». Говоря о том, что Иеремия (VI: 19) называет пагубу, которую Бог посылает на евреев, «плодом их помыслов», или о наказаниях, которыми Иисус Навин (XXIII: 12–13) грозил Израилю, М.О. считает необходимым представить такого рода истолкования: «Нам сразу ясно, как понимали те люди закон возмездия; нет сомнения: в своей первоначальной чистой форме, раньше, чем народное суеверие обросло его коростой, верование это было насквозь прозрачно: оно выражало не что иное, как дознанный в опыте и всем понятный психологический закон. Божья кара не сверху падает на грешника – она зарождается в нем самом… Кара – не чудо, но естественный плод духа, помраченного безбожием». Или, останавливаясь на таких выражениях Библии, как «бояться Господа», «ходить пред лицом Его» он предлагает такое толкование: «Смысл всех этих терминов один: отречение от личной воли. Только одно нужно Богу – самоотречение… Напротив, единый грех человека – жить по своей воле». И, как вывод из всего: «Такова непреложная воля Бога, другими словами – таков предустановленный мировой закон… личность, как самочинная воля, должна угаснуть и стать приемником и исполнителем Божиих велений». И еще: «Мир все равно в конце концов победит личность, т. е. полностью внедрит в человека свою волю; торжество объективного разума над личным сознанием и своеволием неизбежно. Это и будет Царство Божие на земле, предвещенное пророками». И, в самом конце книги, – как бы в итоге всех предшествующих размышлений – мы читаем: «сущее» – призрак и ложь, лишь мгновенный вид становящейся таинственно-предопределенной жизни; в сущем реальна не данность, а тенденция, долженство ваше. Следовательно, мир – закономерно и непреложно осуществляющийся замысел или, по терминологии старого мифа, – замысел Бога. Чем ближе к концу книги, тем больше сливается мысль М.О. с «общечеловеческой мыслью», т. е. как раз с тем, в чем и В. Иванов находил последнее слово мудрости. Всякий, кто знаком хоть немного с новейшими философскими течениями, без труда различит в приведенных выше выдержках из «Ключа веры» (особенно характерные выражения я подчеркнул), равно как и в обращенных к М.О. письмах В. Иванова, черты так безраздельно овладевшего умами наших современников этического идеализма Фихте, который, как известно, в угоду своим эллинским учителям, все Св. Писание укладывал в первый стих 4-го Евангелия… Когда В.Иванов предлагал М.О. этический идеализм, облаченный хотя и в самодельные, но прекраснейшие ризы, М.О. с ужасом отворачивался от его проповеди и называл его сиреной. Но когда ему самому пришлось выступить в качестве учителя – он смиренно покорился своей участи и стал истолковывать Библию в таких словах, точно пророчества Гарнака уже сбылись и право аутентического толкования Св. Писания принадлежало бы одному Маркиону. Иначе говоря, все «религии, философские системы, знания, искусства и т. д.», память о которых так тяготила его душу и от которых он, слушая великолепные речи своего друга и товарища по здравнице, так страстно стремился освободиться, вновь приобрели власть над ним…