Избранное. Исторические записки

Он жил в приходящих к нему, как в себе; и мы все начинали жить в нем, зажигаясь его интересами; и, уходя от него, находили свои интересы в себе в состоянии расширения, в пламени взгляда его; так он делался руководителем многих стремлений и вкусов помимо желания (он не любил поучать); он любил поучаться, следя за работой других; он учился всю жизнь; и в стремленьи учиться он стал нам учителем: нами горел, а мы – им; возникало меж нами совместное действо: содействие. Да, он – со-действовал нам, приводя устремления наши к зерну огневому, к земле; семена интересов, с которыми шли мы к нему, в его нежной душе, как в культуре, восходили вторично, даря разновидностями культурных цветений; он был нам садовником наших культурных порывов: выращивал их, поливал и берег; в этом опыте обращения с нами он был реалистом трезвейшим; и опытом жизни своей и работы своей нас учил.

Результат того опыта, – овладевание воспламенением, им понимаемом трезво, реально: почти… материально; в материи нашей культуры он видел не косность, а пламень и жизнь; так: огонь его мыслей и чувств излетал из конкретной материи жизни; она для него была порохом, высекшим искру пожаров и кризисов; в них он улавливал ритмы эпохи; как бы говорил им:

Кипи фосфорически бурно,
Земли огневое ядро.

Материальные факторы жизни он брал на учет в высшей степени; в этом учете был трезв, углубляяся в философию экономики; «гераклитианец» был физиком: не метафизиком. Парадоксально сказать, но – простите (то – факт): материалистом он – был.

II

Но, без шуток, – кем был он?

В различных разрезах культуры зажил он: материалистом – в одном; идеалистом – в другом; реалистом – был в третьем; и символистом – в четвертом; он не был лишь «истом»; он знал идеал, но без – «изма»; и жил он в «реале» без «изма», прочитывая в «материи» символы жизни живой.

Коль собрать воедину все, высказанное им на тему о мировоззрении, встало б учение о мировоззрении, как о зерне, изживаемом в разнообразии отвлеченных проекций.

Возьмем, например, пирамиду, и зарисуем фигуру ее в двух проекциях: противоречивые очертания получим мы тут; на одном очертанье получится изображение «треугольника»; «квадрат» – на другом; мы попробуем в плоскость вписать пирамиду; и восемь взаимно пересеченных и спутанных линий увидим на плоскости; в плоскости нет никакой пирамиды; тот факт, что на плоскости мы пирамиду увидим условно, – итог упражнения в зрении; это – культура, в столетиях нам привитая: простейшие звери на плоскости видят лишь хаос из линий.

Мировоззрительные антиномии Михаила Осиповича Гершензона (идеализм – реализм) для него лишь – проекции взгляда на мир; при одной постановке вставал перед ним в пирамиде явления «идеалистический» треугольник; в другой постановке он видел квадрат «реализма»: и то и другое он видел проекцией целого; «исты» всех толков себя изживали в проекциях; он же считал, что себя изживает в фигуре; так в линию быстрого взгляда слагал «точки зрения» он (в этой точке – «квадрат»; «треугольник» – в другой); мировоззрительною же фигурой служила покойному данность культуры; не мыслью абстрактной он резал конкретное тело ее; и скорее культурою мысли, ее становленьем в культуре, измеривал он доброкачественность абстракции; и – да: не имел «точек»; при помощи их он конкретно ощупывал жизнь и «фигуры» (продукты культуры); умея, где нужно, понять «треугольник», где нужно – «квадрат» (иль – основу).

Идео-реалистом (верней говоря – символистом) был он.

Оттого-то «квадратные» люди встречалися в нем с «треугольными»; их он умел понимать и вчленять в свое «дело».

Поэтому-то и у гроба его говорили согласно носители разных оттенков сознанья; и все отмечали значенье покойного, им одинаково нужного, им одинаково всем дорогого; идеалист, символист, реалист, он окидывал взором и небо, и недра; и в небе узрел «содроганье»; а в недрах подслушивал ритмы кипенья и пенья не косной материи; словом поэта, любимого им, он себе говорил:

И внял я неба содроганье…
И гад морских подземный ход,
И дольней лозы прозябанье.

Да, многим фигура Михаила Осиповича казалась парадоксальной; противоречиями своими порою глядел он на нас, где-то в центре сознанья умея сплавлять их в химическом синтезе; мы же, друг другу порою столь чуждые, пересекались, встречались, знакомились в нем, расходяся с конкретным итогом, с со-пониманьем друг друга; он нас, столь различных, в себе проносил, сочетал в новый со-клик.

Был со-кликом многих.