Избранное. Исторические записки

В эпоху 1909–1912 годов я встречал его, главным образом, в религиозных и в философских кругах; отмечал про себя: этот юный, живой, темпераментный человек отличается резко от прочих идеалистов умением оконкретить идею; и там, где Бердяев, Булгаков и прочие пышно плели ткани слов в рефератах, в статьях, в рыхлых книгах, молчал Гершензон; где Бердяев, Булгаков и прочие немо стояли пред фактами, их не умея оформить, иль брезгая ими, там действовал, там говорил Гершензон, оперируя с фактами, соединяя их в чудные смеси и действуя метким подглядом; Булгаков, Бердяев струили слова; и в них слышалось:

«Католицизм, символизм: – изм, изм, изм». Появлялся М.О. Гершензон; и ответствовал:

«Католицизм в русской жизни? А вот вам – Печерин».

«Вот – символы Пушкина».

Он не любил рефератов и прений; он знал: в рефератах и в прениях часто свершается полный отрыв умозренья от факта: друзья его часто плясали словами, уплясывая от действительности; он – молчал, вырастая в тиши кабинетика в образе химика, подготовлявшего факты из жизни былого.

С 1912 года до осени 1916-го я жил за границей; там встретил войну; отношенье к войне меня бросило влево: я стал пораженцем почти; и попавши в Россию, конечно же я очутился средь левых, перекликаяся с Блоком, с Ивановым-Разумником. Видел отчетливо я, до чего доплясалися представители идеализма; они исповедовали не православие даже, а просто эротику; «братство народов» для них стало жупелом; «Константинополь с проливами» действовал в лозунгах их. И я видел, как резко покойный Михаил Осипович, отмежевываясь, доходил до словесных разрывов с одними, до охлаждений – с другими из бывших «попутчиков»; там, где когда-то считали своим его, ныне – сердились, косились и фыркали; даже – horribile dictu![56] – я слышал высказыванья:

«Гершензон, все ж – не русский…»

«Души он России не может понять…»

Оказался «не русским» бард нашего прошлого, сделавший больше для русской культуры, чем сумма всех сложенных вместе воинствующих идеалистов; в те годы по-новому стал он мне близким; я был – в подозрении; не доверяли мне – тоже; особенно часто ходил к Гершензону тогда; он – выслушивал; он – говорил мне:

«Да, ваша работа есть общее дело нас всех».

В приобщеньи моих устремлений к своим он меня подбодрял. Революция!

Май; везде – митинги; рой ожиданий и рой опасений. Покойный в те дни не боялся огня; он, как старый гераклитианец, стоял с революцией; уж надоевшею болтовнею в гостиных зловеще стояла тень Ленина; и раздавались слова:

«Революция катится в бездну…»

«Россия – погибла…»

«Спасайте свободу».

Писали в одной либеральной газете (не помню в какой), что «по слухам, московский писатель и критик М.О. Гершензон добровольно примкнул к коммунистам». В то время такие слова означали донос. На него доносили за то, что он верил в Россию и видел размах революции, что он готов был воскликнуть:

«Долой, долой бойню!»

В сердечном порыве сказалася мудрость, а в мудрости каркавших «воронов от философии» было ли что, кроме злости?

Таков был он: мудрый, с сердечною мыслью, враг мертвых, умеющий жарко любить красноречие жизненных фактов, умеющий факт опрозрачнить – до буквы, до символа, чтобы из фактов, как символов, складывать слово; из слова же – фразу. Вся деятельность этого мудреца заключалася в ласковом согревании стылых и ставших логических форм, в расплавлении методов знания ритмами; верный поклонник огня Гераклита, он был и ритмист, и орфист; и когда обращался к музейным остаткам, то камни гласили под пристальным взглядом его.

В этом смысле с Бердяевым в мировоззрительной оппозиции был он; и да: у Бердяева исповедь – каменна; исповедь же Гершензона – не исповедь вовсе, а опыт плавления камней культуры в огонь.

С тем огнем он и вышел из старой России; шел к новой России, чтоб в ней оказаться нужнейшею смычкой с культурой веков, о чем правильно так говорил пролетарский поэт в ту минуту, когда без различия идеологий сомкнулись над прахом М.О., чтоб нести его дело не в смерть, но в бессмертие новой, не ставшей еще, но уже становящейся, нашей, России, которая сотворит ему вечную память.

Москва, 25 февраля 1925 г.

Печатается по изданию: Андрей Белый. М.О. Гершензон // Россия. 1925. № 5 (14). С. 243–258.

Евгения Казимировна Герцык [Воспоминания о М.О. Гершензоне]