К порядкам в новом доме Севда привыкла и приспособилась быстро, без особого труда. Ей было легко потому, что она умела лучше Юрталанихи стряпать и шить, быстрее и аккуратней подметать и чистить, вовремя мыть и прибирать посуду. Только одно ее тяготило: приходилось работать до полуночи, а глаза у нее в поздний час сами собой слипались, и она клевала носом. Вздумалось свекрови соткать три одеяла: одно для Стойко, другое для Марии и третье для Алекси. Они пряли, мотали клубки, распутывали пряжу, резали старые тряпки. Томительно и скучно тянулись часы долгих зимних вечеров. Стойко рано уходил в свою комнату, батрак являлся только к ужину и вскоре исчезал, Алекси перелистывал букварь, чиркал по своей грифельной доске и засыпал на коленях у матери. Свекровь работала медленно, неспоро, но с увлечением, все что-то подсчитывала шепотом и только иногда глубоко и громко зевала. Редко кто раскрывал рот, чтоб сказать хоть слово. Юрталан молча лежал на постели и непрерывно курил. Его мучил застарелый сухой кашель, тревожили какие-то думы, тайные думы. Севда наблюдала, как он курил, тяжело вздыхал, вскакивал, подбегал к двери и опять валился на свое место.
Когда этот человек спал? Севда оставляла его бодрствующим, с провалившимися черными щеками, погруженным в тревожное раздумье. И утром, хотя она поднималась очень рано, она ни разу не застала его в постели. Обыкновенно он сидел уже у холодной печки, завернувшись в толстый кожух, и курил.
— Почему ты не спишь, отец? — с участием спрашивала она.
— Ночь — год, невестушка, — отвечал он, — спал и выспался.
И днем Юрталан выходил из дома не часто. Он сидел у печки, слюнявил маленький карандашик и все время делал на коробке с сигаретами какие-то подсчеты. Только после Нового года он начал засиживаться в корчмах и кофейнях, а однажды вечером вернулся очень поздно. Впервые за все это время Севда увидела свекра веселым и довольным. Было заметно, что он выпил. Он благодушно посматривал на всех, словно ожидая, что с ним заговорят. Но свекровь молчала, склонившись над большим клубком, а Севда не осмеливалась начать разговор.
— Сделал одно дело, да не знаю, удачно ли, — сказал он наконец.
— Раз ты это сделал, значит, удачно, — заметила Севда и, выпустив веретено, поглядела на него с любопытством.
— О чем ты, Тошо? — подняла голову и старуха.
Он не взглянул на нее и не ответил.
— Не знаю, невестка, хороша ли затея, но я уж и задаток дал.
— Какой задаток? За что задаток, Тошо? — уставилась на мужа Юрталаниха.
— Завтра едем в город оформить сделку, — продолжал Юрталан, как будто в комнате никого не было, кроме Севды.
— Что оформить, папа? — спросила Севда.
— У Попчо поле купил в Сырненице, — ответил он, окинув ее гордым, победоносным взглядом.
— За сколько, Тошо? — встряла жена.
— За сколько бы ни купил, а купил! — сказал он, по-прежнему обращаясь только к снохе. — Ни дорого, ни дешево, а денег много отдал, так-то вот…
— По скольку за декар? — не отставала старуха.
— По семь тысяч двести левов… А просили по десять…
— Большое ведь поле-то.
— Тридцать декаров и четыре ара.
— Какую пропасть денег отвалить придется, — покачала головой Юрталаниха.
— Что поделаешь! — оглянулся на нее Юрталан. — Двести восемнадцать тысяч восемьсот восемьдесят левов. С расходами по передаче обойдется в двести двадцать пять, самое большее — в двести тридцать тысяч… Но и поле же! — воскликнул он, прихлопнув в ладоши.
— А близко ли от нашего Большого поля, папа?
— Еще как близко, невестка!.. Эта нива мне бельмом на глазу до сих пор была. Рядом с нашей нивой, через межу только… Прямо у нашего нижнего края. Самое лучшее поле во всей округе — жирное, богатое, с ума можно сойти! — загорелся Юрталан, и глаза его заблестели. — Большим называли мы наше поле, вот теперь-то уж оно и впрямь большим стало… Какая махина, ух!..
— Сколько же теперь декаров получится?
— Восемьдесят. — Юрталан широко раскинул руки. И больше ничего не сказал.
Но Севда поняла: теперь их участок земли самый большой и самый лучший.
12
Посреди Большого поля в Сырненице высился ветвистый вяз. Одинокий и приметный, издалека он виден был, и люда узнавали по нему не только участок Юрталана, но и все окрестные поля. Под его широкую тень летом сходились и жнецы и косцы, сюда, спасаясь от невыносимой жары, шли коровы.
Когда-то небольшую ниву с величественным вязом посредине получили в наследство два сына и две дочери старого Стойко Юрталанова. Сестры не взяли своей доли — они разделили между собой другой кусок земли. Иван и Тодор бросили жребий. Участок с вязом достался Ивану. На долю Тодора пришелся заросший бурьяном нижний край поля. В то же лето жена Ивана упала с воза, что-то повредила и долго пролежала в больнице. Иван потратился, залез в долги и в конце концов нашел цыган, которые согласились купить у него вяз. Сжалось сердце у Тодора, — такое дерево не скоро вырастишь.
— Братец, — попросил он Ивана, — коли тебе нужны деньги, возьми у меня, а вяз не трогай.
— Ладно, — согласился тот. — Только зачем тебе столько дров, торговать, что ли, думаешь?