Избранное. Том первый

В праздничные дни они ходили в гости, на хороводы, на гулянья. А в одно из воскресений им довелось впервые с тех пор, как они поженились, пойти на свадьбу. Дядя Иван был кумом невесты. По обычаю, он приводил на свадьбу и свою родню — «кумово крыло» — и потому, как самого близкого человека, позвал брата Тодора. Юрталан знал, что на свадьбу обычно приглашают старших и что брат оказывает ему честь тем, что его зовет, но притворился больным и не пошел. Между братьями уже много лет кипела глухая, необъяснимая вражда. Как будто и не сделали друг другу ничего плохого, будто и уважали друг друга, — и все же оба избегали встреч и задушевных разговоров. Ивану хотелось, чтобы слово его имело такой же вес, как раньше, до раздела. «Так было и так будет: младший брат должен покоряться старшему, — думал он про себя. — Что из того, что он богаче! Кузнец Яшар тоже богат, а перед всеми шапку ломает!» Тодор же считал, что положение изменилось, что он богаче и умнее старшего брата, и ждал, что Иван постепенно начнет слушаться его как человека более влиятельного и сильного. И еще Тодор не мог простить брату, что у того образованный сын… Вот и пришлось Стойко вести на свадьбу свою молодую жену.

После венчания, после одаривания, угощения и танцев у жениха кум прихватил лучших музыкантов и со всей своей родней отправился домой, чтобы там повеселиться в ожидании сладкой водки, которую подадут после полуночи. Гости — все свои люди — расположились в большой комнате, выходившей окнами на улицу. Они молчали, переглядываясь друг с другом, и ждали, чтобы кто-нибудь завел песню или пустил бы шутку, которыми полагалось веселить кума.

Иван сидел на самом видном месте, смотрел важно, поглаживая свои длинные усы, и то и дело поднимал чарку с вином.

— Ну, за дорогих гостей! Дай бог каждому дожить до такой радости — повенчать всех своих крестников…

— Дай бог!

— Будем живы и здоровы, будем радоваться хорошим урожаям, и богатства наши чтоб не переводились!

— Благодарим!

От вина и гордого сознания своей роли на этом торжестве у Ивана развязался язык. Он говорил важно и веско, благословлял, словно владыка, ибо знал, что не каждый день дается человеку и такая власть и такая честь. «Кум — всему голова», — говорили люди. И правильно говорили.

После богатого угощения у молодоженов гости и тут должны были отведать вкусных кушаний, которые снохи непрерывно приносили из кухни. Музыканты поиграли немного, потом по знаку Ивана умолкли и придвинулись к столу. Попробовав того, другого, отошли в сторонку и закурили. Не курил только Коста Калцунче, первый певец и скрипач во всем селе. Он впился взглядом в сухое смеющееся лицо кума и ждал, когда тот подаст знак заиграть снова. Но Иван пока не обращал на музыкантов никакого внимания. Он размахивал руками, указывал гостям на полные блюда и призывал:

— Откушайте, откушайте! Стойко, племянничек, садись поближе, не побрезгуй! Невестка! Севда! Попробуй вот это, с рисом. Вот так. Будьте живы-здоровы! Отец ваш осел, заболел не вовремя, ну и пусть сидит в своей норе, теперь все для молодых!

И, взмахнув рукой, он вытянул шею и, уставившись куда-то в угол, затянул:

Не хочу, мама,
Султану подати платить!
Хочу, мама, на Балканах
Знамя взвить!

Он пропел это с чувством, взволнованно и, взглянув на музыкантов, кивнул им:

— А ну, давайте, бездельники!

Грянул марш, старинный, давно забытый марш. Кларнет запищал и поперхнулся, но быстро поправился. Гости оживились, задвигались, глаза у них заблестели. Коста, командуя музыкантами, подавал им знаки всем своим телом, и музыканты понимали его. После марша была исполнена новомодная городская песенка. Гости встретили ее холодно — было ясно, что она им не понравилась. Коста дал знак, и полилась ленивая и страстная забубенная песня.

— Хоро! — крикнул кто-то и порывисто вскочил. — Калцун, давай!

Мужчины переглянулись и как по команде поднялись из-за стола. Коста бросил быстрый взгляд на своих товарищей, музыка на мгновение замолкла, и в низкий задымленный потолок ударили задорные звуки легкого игривого хоро. По лицам женщин пробежала улыбка, некоторые взялись за руки. Иван тяжело поднялся, вынул большой с кружевами платок и, помахивая им над головой, топнул ногой. Его высокая худощавая фигура закачалась в такт музыке. Иваница открыла дверь, и он повел вереницу танцующих наружу.

— Давай! — кричал он с каким-то вдохновенным ожесточением. — Дробно, мельче шаг! Вот так! Старая, иди ко мне! — позвал он жену и схватил ее за руку.