— Денег не осталось, — уверенно возразил дед Илю. — Богатство Георгия от партизанщины идет…
— И от разбоя, — добавил Иван.
Все широко улыбнулись. Даже продавец кооперативной лавки Филипп заглянул в дверь, помаргивая от любопытства.
— Эх, разбогател человек, — промолвил дед Илю, мотнув головой, — а как он разбогател, откуда его богатство, — это и детям понятно.
— И у старика денег много было, — сказал каким-то угрожающим тоном дед Боню, — да только он был как волк — хапал где подальше. А сынок на нас накинулся…
— Были у него деньги, что хотите мне говорите, а не может того быть, чтобы не было, — подтвердил Генчо. — Такое богатство, как у Георгия, без дрожжей не взойдет.
— Как же не было? — заорал вдруг дед Боню и вышел из своего угла. — Да он только во время войны, когда депутатом был, столько денег нажил, сколько ты и на спине не унесешь.
— Да вот разве тогда… когда война была, — мягко проговорил дед Илю и свернулся, как улитка.
— Только когда война была, говоришь! — рассмеялся Стойко и выступил вперед. — А я вот что вам скажу…
Но он сразу же прикусил язык: в кооперативную кофейню вошел Георгий Ганчовский, в сопровождении того незнакомца, что приехал с ним в село.
Все притихли, как-то виновато отвернулись, и каждый подвинулся, словно желая освободить для вошедших место рядом с собой. Только Иван не пошевельнулся, хоть и его смутил неожиданный приход этих людей. Ганчовский снял шапку, огляделся и только тогда начал здороваться с собравшимися. Мужчина лет сорока пяти, он был сутуловат, но хорош собой. Его зачесанные назад волосы уже поседели, а седина придавала ему выражение строгости и старила его. Усов он не подстригал, видя в этом символ патриархальности и благонадежности. Приятель его тоже поздоровался со всеми и даже сделал легкий поклон. Это был крупный, красивый, упитанный мужчина.
Алтынче встрепенулся не раньше, чем новые посетители остановились у свободного столика, а тогда бросился за стойку, схватил салфетку, ловко убрал со стола, подвинул два стула и отступил в сторону. Все заметили, что Ганчовский, входя в кофейню, был не в своей тарелке. Но, после того как ему стали прислуживать быстро и вежливо, он, как видно, успокоился, пригладил волосы и кивнул головой.
— Два кофе, — заказал он.
Под серым потолком наступило неловкое молчание. Незнакомец чему-то улыбнулся, медленно повернул голову и устремил взгляд в закопченный угол за стойкой. Ганчовский, заметив деда Илю, пошутил с ним, заказал для него чашку кофе, и затем попытался завязать общий разговор о кукурузе, о пахоте, о севе. Но люди усмехались сдержанно, что-то бормотали себе под нос и умолкали. Попытался было заговорить с ними и его спутник, но ему тоже никто не ответил. Людям и хотелось бы поговорить, но они не находили слов, смущались, робели. Ганчовский и его приятель выпили кофе, еще немного посидели, наконец распрощались и ушли.
И, хотя после их ухода у всех на язык просились шутки и остроты, никто не посмел и слова оказать. Всем чудилось, будто ушедшие стоят за дверью и подслушивают.
— Говорят, будто знакомый Ганчовского тоже богач, — проговорил наконец Генчо. — Он из Пазарджика. Много рисовых полей имеет.
— Что ж, с бедным человеком Ганчовский водиться не будет, — заметил дед Илю.
— Если ему бедняки нужны, так незачем в других местах искать, бедняков и у нас хватает, — добавил дед Боню и посмотрел на стойку.