Избранное. Тройственный образ совершенства

Эта живость восприятий и, еще больше, это обилие и красочность внутренних переживаний определили и внешнюю жизнь Петрарки. Она сложилась в формы беспримерные не только в ту эпоху, но и на несколько веков вперед, зато очень обычные в наше время. Он захотел и сумел прожить один, вне корпорации и вне традиционных профессий, независимым человеком и свободным художником, в такое время, когда никто не жил один, но всякий с юных лет, по крайней мере формально, становился под защиту корпорации. Петрарка также был каноником, и даже усердно выпрашивал бенефиции, – иначе ему нечем было бы жить, – но его служба была чистой синекурою. Он много путешествовал по Италии и Франции и часто подолгу, по два и по три года, жил в полном одиночестве, только со своими мыслями и книгами, в крохотной усадьбе недалеко от Авиньона. Это сельское уединение уже прославленного писателя, продолжавшееся с перерывами шестнадцать лет, наполненное бодрым и неустанным творчеством, более всего поражает в биографии Петрарки. Только пять и шесть веков спустя, и то лишь редко, можно встретить другие примеры такого властного самоутверждения, такой совершенной способности удовлетворяться самим собою: Петрарка в Воклюзе, Вольтер в Фернее, Лев Толстой в Ясной Поляне – их только три подобного калибра за все Новое время. Незнатный и бедный каноник, только человек пера, Петрарка крепко стоит на своих ногах, идет один, без опор, своим особым путем, в твердой уверенности, что самая его жизнь есть высокая ценность, что люди не могут не восхищаться ею и не слушать благоговейно, что он имеет им сказать. Он неустанно говорит им о себе, как он живет, что чувствует поминутно, – он проникнут почти торжественным чувством значительности своей духовной жизни, – и люди действительно смотрят на него с восторженным удивлением, потому что он в самом деле – власть имущий, посмевший вполне быть самим собой. Слава Петрарки при его жизни была так же беспримерна, как его жизнь: простые люди перед ним благоговели, образованные преклонялись перед ним с глубоким почтением, короли и владыки ласкали его. А он любил славу больше всех благ, и не скрывал этого, хотя хорошо знал, что надо искать не мирской славы, а спасения своей души.

Это противоречие – одно из многих в нем: он весь соткан из противоречий. Прекрасны эти противоречивые натуры и увлекательно наблюдать богатство их внутренней жизни и их душевные муки, залог восхождения по крутым ступеням. Петрарка презирал зависимость придворной жизни, любил досуг и свободу – и однако годы целые жил при дворах итальянских князей; он исповедовал христианское смирение, – и был нестерпимо тщеславен; двадцать лет воспевал Лауру, – и имел двух детей от неизвестной женщины; считал грехами и любовь, и стяжание, и жажду славы, – и однако жаждал всего, что осуждал, и всю жизнь грешил, грешил и каялся. Эта раздвоенность личности есть следствие ее неустойчивого положения на рубеже двух эпох.

Чтобы обнаружить вечное ядро в историческом явлении, надо изучить последнее в его родной обстановке, а чтобы понять человека в его времени, надо предварительно узнать характер этого человека. С характера Петрарки мы и начнем.

I

За исключением Лауры, Петрарка во всю свою долгую жизнь искренно любил только себя самого; он жил только для себя, только для себя учился и писал, одного себя изучал и одному себе удивлялся. Он не сделался, но родился эгоистом. Ему было только 22 года, когда умерла его мать, оставив его и брата круглыми сиротами. Петрарка уже в то время писал отличные стихи на латинском языке; и вот он решил почтить память матери стихотворением ровно в 38 гекзаметров, по количеству лет, которые она прожила: неудивительно, что плодом этой выдумки явились 38 стихов блестящих и холодных, как сталь. В своей обширной переписке, где он часто говорит о себе, Петрарка только два раза мимоходом упоминает о матери, а если имя отца и встречается чаще, то лишь в тех случаях, где Петрарка не может обойти его при рассказе о каком-нибудь случае из своей собственной жизни. Своему единственному и, как он часто говорил, любимому брату он за 40 лет, которые обнимает его переписка, написал только 8 писем и, несмотря на свои постоянные переезды, посетил его в монастыре только два раза, в последний раз – за 21 год до своей смерти. У него был сын, которого родила одна женщина из Авиньона и которого он с детства держал при себе. При таком отце сын не мог получить хорошего воспитания; в 1359 году 22-летний Джованни вместе со слугами отца обокрал его дом в Милане и за это был прогнан отцом. Позже они примирились, но когда в 1361 году Джованни умер от чумы, Петрарка не скрывал своей радости. «Благодарение Богу, – писал он, – который, хотя и не без боли, избавил меня от продолжительного страдания».