Читаем Избранное. Тройственный образ совершенства полностью

Все серьезные пьесы Шекспира задуманы по одному плану. Он как бы говорит нам: «За видимым многообразием чувств, обуревающих волю, действуют немногие основные влечения; они-то во все времена определяют жизнь человека. Я беру одну из таких типических страстей, правда, в большом размере, чтобы вам виднее было – даю ей перейти из скрытого состояния в явное и войти в мир. Она вызывает взрыв в окружающей среде; жизнь всем своим составом реагирует на нее. Я показываю, как проходит это событие и чем кончается». Разумеется, как художник, он не чертит схем, а рисует широкие и сочные картины, но так, чтобы сквозь сложный узор событий четко проступала роковая логика драмы. Он изображает закономерное развертывание тех вечных былей, потому что каждой из них, по его мысли, взаимодействием данного влечения с миром предначертан урочный путь. Наше дело, разочтя масштаб, узнавать в Макбете, Отелло, Гамлете себя, в гигантских вещах – ежедневность.

Макбет – не только шотландец и шотландский король XI века: это каждый человек, ищущий счастья, – а кто не ищет его? Искание счастья – вечная быль человеческой жизни; Шекспир рассказывает, как во все времена с неизменной последовательностью протекает эта попытка, как она зарождается, проходит свой роковой путь, и к чему приводит.

Активно искать счастия значит желать своевольно улучшить свое положение в мире; так Макбет хочет из танов стать королем. Но улучшить свое положение в мире, не улучшая ни мира, ни самого себя, значит только механически передвинуть вещи по отношению к себе; таков точный смысл слов: «желать счастия». Может ли удаться такая попытка?

Первое условие ее, по самому смыслу задачи, – остановить неудержимое движение как окружающего мира, так и свое собственное, потому что только неподвижные вещи могут быть надолго перемещены в определенном отношении, – а желание счастья непременно включает в себя идею бесконечной длительности. На короткое время можно переместить и внутренно-движимые вещи, но в силу своего самочинного движения они ежеминутно грозят передвинуться. Итак, ради прочного счастия надо остановить движение в мире и в самом себе. Но жизнь есть неустанное движение; значит, надо убить и мир, и себя: вот непременное условие счастья.

Макбет, задумавший сесть на шотландский престол, и вор, стоящий ночью пред витриной ювелира, – оба мыслят одно: надо совершить всего один поступок, устранить механическую преграду – там Дункана, здесь стекло, – и вещи переместятся в желанном отношении: я воссяду на престол, или драгоценности окажутся у меня в кармане. Казалось бы, простая задача. Да, если бы тем и кончилось! взять один грех на душу и один раз рискнуть – куда ни шло! – Но Макбет понимает, что однократным поступком дело не ограничится: поступок, войдя в мир, вызовет в нем бурю ответных движений.

Удар, один удар! Будь в нем все дело,Я не замедлил бы. Умчи с собоюОн все следы, подай залог успеха,Будь он один начало и конец,Хоть только здесь, на отмели времен, —За вечность мне перелететь не трудно.Но суд свершается над нами здесь:Едва урок кровавый дан, обратноОн на главу учителя падет.Есть суд и здесь: рукою беспристрастнойПодносит нам он чашу с нашим ядом.

«Вопль убийства прогремит проклятье, как трубы ангелов, промчится вихрем над землей; убийство выжжет слезы из очей народа»; то есть оно повлечет за собою не покой обеспеченного владения, – наоборот: мир ответит тысячью страстных движений на единый удар кинжала. И в минуту после убийства Макбет совершенно правильно определяет положение, созданное его поступком; ему слышится под сводами замка несмолкаемый вопль

Не спите больше!Макбет зарезал сон, невинный сон!… за то отнынеНе будет спать его убийца Макбет!

Он разбудил мир к безудержной реакции, – теперь мир долго не уснет и ему самому не даст покоя.

А ему нужна как раз неподвижность вещей, которая одна может упрочить его новое владение. Что пользы захватить престол? – «стать тем, чем я стал, ничего не значит: надо быть им безопасно». Но на земле нет ничего прочного, ибо все неустанно движется. Горе тому, кто ищет прочности! Ставка на неподвижность вещей – верный проигрыш: Макбет неминуемо погибнет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Российские Пропилеи

Санскрит во льдах, или возвращение из Офира
Санскрит во льдах, или возвращение из Офира

В качестве литературного жанра утопия существует едва ли не столько же, сколько сама история. Поэтому, оставаясь специфическим жанром художественного творчества, она вместе с тем выражает устойчивые представления сознания.В книге литературная утопия рассматривается как явление отечественной беллетристики. Художественная топология позволяет проникнуть в те слои представления человека о мире, которые непроницаемы для иных аналитических средств. Основной предмет анализа — изображение русской литературой несуществующего места, уто — поса, проблема бытия рассматривается словно «с изнанки». Автор исследует некоторые черты национального воображения, сопоставляя их с аналогичными чертами западноевропейских и восточных (например, арабских, китайских) утопий.

Валерий Ильич Мильдон

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов

В книге В. К. Кантора, писателя, философа, историка русской мысли, профессора НИУ — ВШЭ, исследуются проблемы, поднимавшиеся в русской мысли в середине XIX века, когда в сущности шло опробование и анализ собственного культурного материала (история и литература), который и послужил фундаментом русского философствования. Рассмотренная в деятельности своих лучших представителей на протяжении почти столетия (1860–1930–е годы), русская философия изображена в работе как явление высшего порядка, относящаяся к вершинным достижениям человеческого духа.Автор показывает, как даже в изгнании русские мыслители сохранили свое интеллектуальное и человеческое достоинство в противостоянии всем видам принуждения, сберегли смысл своих интеллектуальных открытий.Книга Владимира Кантора является едва ли не первой попыткой отрефлектировать, как происходило становление философского самосознания в России.

Владимир Карлович Кантор

Культурология / Философия / Образование и наука

Похожие книги

Искусство войны и кодекс самурая
Искусство войны и кодекс самурая

Эту книгу по праву можно назвать энциклопедией восточной военной философии. Вошедшие в нее тексты четко и ясно регламентируют жизнь человека, вставшего на путь воина. Как жить и умирать? Как вести себя, чтобы сохранять честь и достоинство в любой ситуации? Как побеждать? Ответы на все эти вопросы, сокрыты в книге.Древний китайский трактат «Искусство войны», написанный более двух тысяч лет назад великим военачальником Сунь-цзы, представляет собой первую в мире книгу по военной философии, руководство по стратегии поведения в конфликтах любого уровня — от военных действий до политических дебатов и психологического соперничества.Произведения представленные в данном сборнике, представляют собой руководства для воина, самурая, человека ступившего на тропу войны, но желающего оставаться честным с собой и миром.

Сунь-цзы , У-цзы , Юдзан Дайдодзи , Юкио Мисима , Ямамото Цунэтомо

Философия