Избранное. Тройственный образ совершенства

Шекспир именно с этой точки зрения раздвоил своего героя на Макбета и леди Макбет; оттого она не имеет в пьесе собственного имени. Он и она – разновидность одного явления – воли к счастию, то есть своевольного замысла механически передвинуть вещи по отношению к себе: он олицетворяет преимущественно активное, она – преимущественно пассивное начало этой воли и попытки. Однако в каждом из них совмещаются оба начала, и потому каждый – полная личность.

Леди Макбет от природы не более жестока, чем ее муж; но как женщина, она мало действовала вовне и потому не знает по опыту ни объективной, ни субъективной опасности всякого внедрения. Оттого она легкомысленно скора на решение: убить, так убить, – точно мир, и ее муж, и она сама останутся после убийства теми же, как и раньше. Ее неопытную наивность не рассеивает и совершенное убийство Дункана. Надо убить еще и Банко и его сына? ну и что ж! разве они бессмертны? Она немного удивлена: в мире что-то движется – что это? – и эти движения опасны, они не дают установиться покою! Но это – вовне; внутри себя она все еще ничего не чувствует; ни убийство Банко, ни вид потрясенного этим убийством мужа еще не пугают ее. Но тут она надолго исчезает со сцены. За это время костер, зажженный ею и ее мужем в стенах замка, разливается кипящим морем пожара по всей Шотландии и огненными языками лижет небо. Шекспир не рассказывает, как жила это время леди Макбет, но нам нетрудно заполнить пробел. Пока Макбет кипит во внешней борьбе, – она в вынужденной праздности предоставлена самой себе; и понемногу среди внешней тишины ей становятся внятны те движения ее собственной души, которые помимо ее сознания начались, конечно, тотчас после первых поступков; и чем наивнее она действовала тогда, чем менее предвидела возможность перемены в самой себе, тем стремительнее поглощает ее теперь внутренний водоворот. Когда она снова и последний раз появляется на подмостках, мы видим ее преображенною. Внешний мир больше не существует для нее: она вся во власти своей души. Она бродит спящая с открытыми глазами, потому что в самом деле она спит наружу, но больше никогда не уснет внутрь себя. Она силится стереть следы Дункановой крови со своих рук, ропщет и стонет о сделанном ею. Больше нечего рассказывать о ней. Мы узнаем только, что она в конце концов наложила на себя руки, не вынеся душевной пытки; другого исхода ей и не было.

Напротив, Макбет вначале труслив. У него есть опыт, он знает и внешнюю, и внутреннюю детонацию всякого внедрения, боится и последствий замышляемого им убийства, и собственной совести. И точно, убиение Дункана глубоко потрясает его. Но медлить нельзя; для того, чтобы не пропал даром первый поступок, надо закрепить его вторым; он посылает убить Банко. Это второе преступление взрывает самую глубину его души; внутреннее движение разражается в нем с такой силой, что на мгновение он вовсе забывает внешний мир; своим поведением на празднестве пред многочисленными гостями, когда в галлюцинации ему предстает окровавленная тень Банко, он едва не разрушает все, что создал с таким трудом. И здесь-то совершается решительный перелом в его душе, символически представленный явлением Гекаты.

В Макбете, как во всяком человеке, есть образ совершенства, сказывающийся предостережениями и угрызениями совести. До сих пор, то есть в первой половине пьесы, он нарушал свой образ совершенства, зная, что нарушает его, и мучаясь тем. Он не властен остановить движение в себе: нарушенный образ совершенства больно жжет его, и апогей этой внутренней реакции – явление тени Банко на пире. Тень Банко – не враг вовне: с таким можно бороться; Макбет говорит ей: «Явись мне русским медведем, носорогом или тигром, прими любой вид, только не этот, – мои крепкие нервы никогда не дрогнут». Тень Банко – враг внутри, от которого нет спасения. Макбет потрясен: это явление его духа показало ему, что главная его преграда – не вне его, а в нем самом. Он с самого начала твердо знал, что для прочности успеха ему необходимо остановить движение в мире; теперь он узнал, что еще несравненно важнее для него – прекратить всякое движение в себе самом, и потому решает повести свирепую войну против своего образа совершенства, окончательно заглушить его в себе. И вот, явлением Гекаты пьеса делится на две части. Мысль пьесы выражена в первых же строках ее, в лозунге ведьм: Fair is foul, and foul is fair[17]. Вот противоестественное в человеке: считать прекрасное и безобразное равноценными, то есть не стремиться к лучшему, к должному. Геката и есть символ нравственного безразличия. Она говорит ведьмам: до сих пор Макбет нарушал свой образ совершенства нехотя, ради своей выгоды; теперь он будет нарушать его охотно и привычно, из любви к злу, а не к себе.