Избранное. Тройственный образ совершенства

Каждый человек носит в себе план своего назначения и количество телесных энергий и духовной силы, отпущенное ему в нужном для его призвания размере. Но его призвание – тайна для него, и духовная сила в нем находится в скрытом состоянии, как жизненность – в спорах и семенах. Всеобщее движение мира непосредственно приводит в движение глубинный механизм духа и отсюда передается личности, пробуждая соответственную часть ее духовной силы к действенному проявлению чрез тело. Жизнь человека была бы космически правильна, если бы всеобщее движение мира беспрепятственно передавалось в нем чрез бессознательные влечения в личную волю и дальше. Но этого нет. Уже при самом переходе из бессознательного в личность поток движения обычно застаивается как бы в водоворотах – в страстях. Это один вид остановок, но есть и другой. Сознание не причастно духовной энергии, оно работает только над разбуженной уже кинетической энергией личности, организуя ее. Догмат, принцип, идея суть организованные сознанием, скрепленные цементом аналогии и окаменевшие личные пристрастия, замершие личные водовороты, мертвые точки единого мирового движения. Они хуже страстей, потому что страсть – все же движение, хотя и прикрепленное к месту, здесь же движения вовсе нет, но мертвый покой, ужас и пагуба всякой жизни.

Верховный закон жизни требует одного: не закрепляй! не тормози движения! Все существующее покорно этому закону; непокорно ему – тормозит движение, закрепляя его в частях, – только сознание человека. Таков смысл Нагорной проповеди: сообщение о верховном мировом законе применительно к человеческому сознанию[21]. Законодательство, какое бы ни было, бывает двух родов. Запретительный закон всегда дурен, потому что он убивает зародыши, – а зародыши жизни всегда ценны, даже когда мы не узнаем в них добра; он статичен, парализует силы. Напротив, положительный закон – благо, потому что он отпирает, а не запирает дверь, дает толчок движению и не предрешает его предела. Нагорная проповедь – сообщение и положительный закон.

Но удивительно, как до сих пор не видят, что в заповедях блаженства, кроме выраженного положительного смысла, есть и невыраженный отрицательный смысл, столь же ясный. В них определены разнообразными признаками все те, которые войдут в царство небесное; но это разнообразие – только внешнее; если пристально всмотреться, становится ясным, что здесь перечислены частные проявления одного основного признака, то есть различные типы одной категории людей. Эта категория полностью очерчена в первой же строке: «блаженны нищие духом»[22]. Есть люди, по природе или в силу опыта и размышления внутренно смиренные, то есть не притязающие на знание мировых тайн. Это те, которые молятся: «Верую, Господи, – помоги моему неверию» и «научи меня путям твоим», то есть знаю, что есть разумность в ходе мировых дел, но не постигаю ее, есть должное для меня, но тщетно ищу его; не те, которые не знают: эти еще не поднялись над животным уровнем, – но те, которые сознают, что не знают. Вот основной и объективный признак. Остальные определения рисуют либо субъективные следствия, либо внешние проявления этого основного признака. Кто подлинно нищ духом, тот страстно алчет правды, ибо трудно жить без ограниченного и устойчивого знания; тот плачет, ибо ему нечем утешиться в его земных страданиях; он кроток, милостив, миротворен вовне, ибо ему не из чего быть нетерпимым, – напротив, сам чувствуя себя беспомощным, он и ближних своих жалеет за их беспомощность; и он гоним за свою правду, которая есть не догматическая правда, а исповедание своей духовной нищеты – полного незнания правды. – Этой-то категории людей молча противопоставлена другая, противоположная ей в том основном ее признаке: люди, уверенные в своем, ошибочном, конечно, знании и надменные им.