Читаем Избранное. Тройственный образ совершенства полностью

Знаешь ли? Уезжая сюда во второй раз, я гораздо больше надеялся на… как бы так выразиться – на свою нравственную самостоятельность, что ли. Напротив – я даже был рад тому что буду без брата, что смогу читать и заниматься без помехи. А на деле вышло иначе, особенно вначале: такая бывало, тоска найдет, чувствуешь себя до того одиноким, заброшенным, что хоть плачь – и то в пору. Теперь впрочем это прошло – привычка и работа взяли свое, но и теперь бывают тоскливые вечера (днем я редко бываю дома). Вот я и опять в Берлине. Осматриваюсь – многое ли изменилось за четыре месяца моего отсутствия; нет, по внешности все по-прежнему. Вот только прибавились два новых театра: Lessing Theater и Berliner Theater. Директор первого Oskar Blumenthal, известный драматург, главная сила его – Ernest Possart, директор второго и лучший артист его – Ludwig Ватау. Когда я приехал, кроме Поссарта и Барная, здесь были Миттервурцер, Матковский и Гаазе. Последние два уже уехали. Барная я видел в Уриэле Акосте (он же Акосту и играл), Гаазе в Ур. Акосте играл Rabbi Akiba, Матковского я видел в прошлом году в кальдероновском Leben ein Traum[64].

Миттервурцера увижу завтра в Нарцисе, Поссарта – на днях в драме Ибсена Nora. Имеешь ли ты понятие о норвежском драматурге Генрихе Исбене? Это мой идол; когда я начинаю драму Ибсена, я не встаю со стула прежде, чем кончаю ее. И «Нора» одна из лучших его драм. (Ibsens Gesellschaftsdramen, как их здесь называют). Я пошлю – «Нору» к себе домой, так чтобы на Рождество и ты, и брат могли ее прочитать. Тогда ты напишешь мне свое впечатление, и я напишу тебе свое. Я наперед знаю, что на сцене эта драма будет скучна, но я пойду в театр для того, чтобы видеть игру Поссарта и в надежде увидеть самого Ибсена (он живет в Мюнхене, но к первому представлению приедет, может быть в Берлин). Здесь обыкновенно на каждую premiere собирается вся умственная аристократия, и, если автор присутствует, ему устраивают овации. Недели 3 тому назад здесь открыли памятник Адальберту Шамиссо (поэт начала этого столетия). Так как я отроду открытия памятника не видел, то, несмотря на проливной дождь, присутствовал при открытии этого памятника. Речь (которой я не расслышал, но прочитал потом в газете) держал Фр. Шпильгаген «Ich habe wie es sich gebührt», – сказал он между прочим.

Сегодня я урвал часик и побывал в отделении Королевской Библиотеки для журналов. На днях прибыла ноябрьская книжка «Русской Старины», объемистая и интересная. Но вот беда: это отделение библиотеки открыто лишь до 3 час. дня, а я редко возвращаюсь из Политехникума раньше 6 час., так что, когда хочу почитать журналы, я принужден пропускать лекцию. Поэтому я за целый месяц был здесь всего только 2 раза[65].

2[66]

(Берлин 24/12 февраля 1889 г.)

Дорогой брат!

В этом конверте ты найдешь «извещение», которое тебя удивит или испугает. Это – ответ из министерства на мое прошение. Мысль перейти в русск. унив. на историко-фил. отделение явилась у меня год тому назад, – решение добиться этого во что бы то ни стало – месяцев 6 тому назад, в конце каникул. С тех пор я сделал много промахов: будучи в Киеве, я мог бы пойти к министру – и я, наверное, был бы принят, в декабре я мог бы послать документы в какой-нибудь университет – и я, вероятно, был бы принят. Об этих промахах я узнавал лишь тогда, когда прочитывал в твоих письмах или в газетах, что приняты такие-то. Я все думал, что поздно, что надо ждать будущего августа.

Месяц тому назад в «Новостях» было напечатано, что прошения, присланные евреями на имя министра, некоторые удовлетворены, некоторые – нет. Во мне опять проснулась надежда, я написал прошение в министерство – а вчера консул передал мне приложенный ответ. У меня потемнело в глазах, когда я увидел штемпель министерства нар. просв. и я два раза начинал читать, пока дошел до последних двух строк.

То, что ты писал мне о М., Д. и Б. опять взволновало меня. Значит, еще и теперь не поздно. Ради бога, узнай, не могу ли я теперь еще послать куда-либо, хотя бы в Киев, документы, могу ли я надеяться на прием, если не теперь, то в августе – без экзамена по древним или с экзаменом все равно, и тотчас же сообщи мне заказным письмом. Если можешь, поговори с каким-нибудь начальником, расскажи ему суть дела и спроси совета. Будь я сам в Киеве, я пошел бы к декану истор. – фил. фак. Я прошу у тебя простой товарищеской услуги, какую попросил бы у Леви, у Яновчика.

Перейти на страницу:

Все книги серии Российские Пропилеи

Санскрит во льдах, или возвращение из Офира
Санскрит во льдах, или возвращение из Офира

В качестве литературного жанра утопия существует едва ли не столько же, сколько сама история. Поэтому, оставаясь специфическим жанром художественного творчества, она вместе с тем выражает устойчивые представления сознания.В книге литературная утопия рассматривается как явление отечественной беллетристики. Художественная топология позволяет проникнуть в те слои представления человека о мире, которые непроницаемы для иных аналитических средств. Основной предмет анализа — изображение русской литературой несуществующего места, уто — поса, проблема бытия рассматривается словно «с изнанки». Автор исследует некоторые черты национального воображения, сопоставляя их с аналогичными чертами западноевропейских и восточных (например, арабских, китайских) утопий.

Валерий Ильич Мильдон

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов

В книге В. К. Кантора, писателя, философа, историка русской мысли, профессора НИУ — ВШЭ, исследуются проблемы, поднимавшиеся в русской мысли в середине XIX века, когда в сущности шло опробование и анализ собственного культурного материала (история и литература), который и послужил фундаментом русского философствования. Рассмотренная в деятельности своих лучших представителей на протяжении почти столетия (1860–1930–е годы), русская философия изображена в работе как явление высшего порядка, относящаяся к вершинным достижениям человеческого духа.Автор показывает, как даже в изгнании русские мыслители сохранили свое интеллектуальное и человеческое достоинство в противостоянии всем видам принуждения, сберегли смысл своих интеллектуальных открытий.Книга Владимира Кантора является едва ли не первой попыткой отрефлектировать, как происходило становление философского самосознания в России.

Владимир Карлович Кантор

Культурология / Философия / Образование и наука

Похожие книги

Искусство войны и кодекс самурая
Искусство войны и кодекс самурая

Эту книгу по праву можно назвать энциклопедией восточной военной философии. Вошедшие в нее тексты четко и ясно регламентируют жизнь человека, вставшего на путь воина. Как жить и умирать? Как вести себя, чтобы сохранять честь и достоинство в любой ситуации? Как побеждать? Ответы на все эти вопросы, сокрыты в книге.Древний китайский трактат «Искусство войны», написанный более двух тысяч лет назад великим военачальником Сунь-цзы, представляет собой первую в мире книгу по военной философии, руководство по стратегии поведения в конфликтах любого уровня — от военных действий до политических дебатов и психологического соперничества.Произведения представленные в данном сборнике, представляют собой руководства для воина, самурая, человека ступившего на тропу войны, но желающего оставаться честным с собой и миром.

Сунь-цзы , У-цзы , Юдзан Дайдодзи , Юкио Мисима , Ямамото Цунэтомо

Философия