Избранное. Тройственный образ совершенства

12 января – день св. Татьяны – день основания Московского Унив. (1775 г.). Что здесь творится 12 янв. – трудно описать. Я еще накануне решил прокутить в этот день 5 руб., которых у меня пока еще не было. Зданович решил заложить часы, а мои давно «лежат». Как раз 11-го вечером – deus ex machina – явилось твое заказное письмо, которого я ждал уже несколько дней. 12-го утром в половине 12-го пришел ко мне товарищ мой – филолог и мы вместе отправились в университет на торжественный акт. Актовый зал не велик и не важен. – Присутствовали: ген. – губернатор, митрополит, профессора в лентах и галунах, члены археологического съезда, множество публики и студентов. Сначала проф. Шереметевский часа полтора убийственным голосом читал речь о чем-то психологическом, потом был прочитан отчет университетский за 1889/9 г. (преподавателей 176, студентов около 4 тысяч); затем выдавались медали за сочинения, представленные на соискание медалей, далее два раза было пропето «Боже царя храни» и 2 раза Gaudeamus. Медали под звуки музыки передавали ген. – губернатор, митрополит, попечитель и др., пожимая руки и поздравляя. Между медалистами (золот. мед.) был один еврей, окончивший в этом году физико-математический фак. По окончании акта, в 2 часа, мы, т. е. Зданович, Веревкин (мой товарищ, филолог, из Твери) и я, поехали в Эрмитаж обедать. Студентов здесь было видимо-невидимо (Эрмитаж – роскошнейший в Москве ресторан). Пообедали, пили рябиновку, пиво, смирновку. Часов в пять уже было очень весело в зале, часам к 7 зала представляла большое разнообразие: здесь кто-то, стоя на столе, силится сказать спич, там дерутся или пускают друг в друга бутылки, в одном углу какой-то пожилой господин казачка отхватывает, в другом – какой-то грузин на четырехугольном столе лезгинку танцует. К тому времени и я порядком нагрузился; пил то у одного стола, то у другого (здесь незнакомых нет), попал в «кабинет», где какой-то пожилой господин «студент» накачал кларетом (недурное вино в 2 р. бутылка). Под конец, часам к 9, я уже целовался со всяким; между прочим запечатлел нежную безешку на толстых губах кн. Урусова – юриста, который, стоя на столе, спич сказал. – В 9 час. поехали мы громадною компанией в Стрельну (7 в. от Москвы). Здесь студентов было еще больше. Здесь же оказались и цыганки, между которыми было не мало истинных красавиц. Попал я и здесь в какой-то кабинет, где было много цыганок и студентов, и при всеобщем одобрении с пафосом декламировал: «Из кулей рогожных мантию etc» и еще многое из Лермонтова и др. Целовал ручки у красивых цыганок, говорил по-немецки с одною из них, родившейся в Венгрии, но часам к 12 почти совсем отрезвел. Здесь было не мало профессоров, большею частью пьяных до положения риз. Поймали студенты профессора Янжула, поставили на стол и требуют речи. У Янжула характерная русская физиономия, нос пуговицей – теперь так и пылал. Стоит это он на столе, едва на ногах держится; руки на животе сложил и кротко смотрит на бушующую вокруг толпу. «Ну что я вам скажу, – говорит. – Вы пьяны, как истинные студенты, и я пьян, как истинный студент. Что я могу вам сказать, как не речь пьяного?» – Из Стрельны поехали в Яр. Здесь та же картина. За одним столом сидели Мачтет, Родзевич (теперь редактор Г. Гатцука), Иогель (беллетрист) и др. Подошли, пожали руку Мачтету. Потом вокруг этого стола собралось множество студентов, говорили огненно-пьяные речи, провозглашали тосты и т. д. – Уехали мы в половине 3-го домой. Дома я лег в постель, но спать не мог. В 4 часа заснул, в 8 проснулся; желудок был немного не в порядке, голова ничего. Весь день занимался, а в 7 час. отправился на филармонический концерт. (Так как Харик не приехал, то я мог воспользоваться билетом.) Превосходный оркестр играл 5-ю симфонию Бетховена – восхитительную вещь, – и многое из оперы Масснэ «Сид». Я млел. Но когда запела Зембрих – растаял. Она пела: «Das Veilchen»(«Фиалка» (нем.).) Моцарта, «Колыбельную песню» Чайковского – 2 раза, Мазурку Шопена, Вальс Ардити (Parla), Соловей мой, соловей, из Лючии – 2 арии, из Сомнамбулы – одну, одну русскую песенку (какую – не знаю), и одну польскую (сама аккомпанировала себе на рояли) – всего на пяти языках: русском, польском, французском, итальянском, немецком. То есть пела – ах! Особенно Колыбельная песнь… Надо было послушать у ней «вечор спрашивала мать – где изволил пропадать»… «Колыбелоньку кашал» произносила она. Одно слово – восторг.

Сегодня в Малом т. в бенефис Федотовой идет «Макбет» с Федотовой в роли леди М. Сижу дома, 60 коп. на билет не могу истратить.

Занимаюсь я довольно много. Прочитал 20 листов лекций Виноградова по истории Греции, а теперь читаю 1-й том Всеобщей Истории Вебера (История Египта, Индии, Ирана, Персии, Китая и т. д., История евреев). Громадный том в 800 слишком страниц. Читаю медленно, окончу к началу следующей недели. Не нравится мне Вебер очень. Впрочем, об этом слишком много пришлось бы писать.