Читаем Избранное. Тройственный образ совершенства полностью

Читаю теперь мало. Прочитал на прошлой неделе «Два поколения» (студенты 30-х и 80-х годов), книжку, написанную кончающим студентом-юристом (Щетининым) и вышедшую в свет несколько недель тому назад. У автора, как мне кажется, есть талант, но это не мешает его книжке быть чрезвычайно вздорной. Прочитал еще около половины 12-го тома Толстого и далее поэму Шелли «Аластор». Но все это, между прочим, урывками, главное же мое чтение – лекции прошлого семестра.

Не знаю, слышал ли ты уже, что у нас на прошлой неделе были крупные студенческие беспорядки. Я теперь слишком утомлен, чтобы подробно рассказывать о них (я едва пишу, так меня клонит ко сну). На сходках 7, 9 и 10 марта было арестовано более 500 студентов, во вторник их судили унив. судом и многих присудили к увольнению до августа с тем, чтобы они тогда перевелись в другой университет. Этих высылают на родину; число их простирается, как говорят, до 200. Остальные выпущены на свободу и отделаются 7-дневным карцером.

13[78]

Москва, 12 сентября 1890 года, среда, веч., 10 час.

У нас лекции начинаются одна за другой, на этой неделе открываются почти все. Я писал тебе, какие лекции мне приходится слушать. Особенно хороши были вступительные лекции Грота и Ключевского. Лекции Грота (психология) я даже собираюсь издавать, т. е. если найдется издатель (студент, конечно), который возьмет на себя собственно издательскую деятельность, то я за известную часть прибыли возьмусь доставлять готовые лекции.

О себе могу сказать, что я здоров и даже поправился за последнее время. Поправка эта последовала отчасти от улучшения пищи. Кстати, я приготовил для тебя несколько фельетонов, из ряда вон выходящих. Это статьи проф. Иванова о театре. Что-то новое по своей бодрости и свежести. Что-то отрадное дышит в них. Читать их истинный праздник. Увидишь сам. Когда будешь иметь время, напиши, – я пришлю.

Еще от чего я поправился, это – от улучшения состояния духа. У профессора я не был – все не соберусь. Хандра же прошла сама от себя. От времени. Я снова, по-прежнему, читаю весь день, и это меня не утомляет. Прочитал я Дон-Карлоса (Шиллера), Путешествия Гулливера (Свифта), Ченчи, Королеву фей и лирические стихотворения Шелли, стихотворения Платена, Очерки Испании Немировича-Данченко и многое другое. Теперь читаю Дон-Кихота, полного, читаю по малу, страниц по 30 в день, с благоговением, внимательно. На днях прочитал «Болезни памяти» Рибо, читал два раза, многое выписал и вообще усвоил. Много занимаюсь франц. языком, читаю Аккерман и Сафо Додэ. Хотел было даже взяться за английский, да денег нужно. Большую часть времени сижу дома за книжкой, хожу мало куда, гуляю ежедневно. В театре, кроме тех двух раз, был еще раз третьего дня, кажется, – все у того же Корша. Шла пьеса между скверными скверная. В опере еще не был – денег нема.

Еще могу о себе сообщить, что на прошлой неделе впервые переписал в одну тетрадь все стишки, которые написал за последние два года. Целых, более или менее отделанных, 13; отрывков и недоделанных довольно много. Переписал я все, что было на клочках бумаги. Эта переписка имеет, так сказать, символическое значение. Если я буду писать тебе о той смене сомнения и уверенности в себе, которая мутит меня часто, но никогда так, как за последние недели, то я повторю то, что тебе, без сомнения, случалось читать. Я пытаюсь решить этот вопрос объективно и честно; я, кажется, готов, решив его отрицательно, подавить в себе даже потребность выражать волнующие меня чувства.

Но я могу решить его лишь наполовину; я, пишущий стихи, и я, судящий их, – все ведь один и тот же. И отсюда эта мука. Но в последнее время я все– таки кое-что решил; я решил, что такими стихами все же не улицы мощены, и что не у всякого, слагающего стихи, бывают минуты такого вдохновения, как у меня, и вот, что дало мне силы решиться переписать свои стихотворения в одну тетрадь. Потому что так велико было во мне раньше сомнение, что даже на такое ничтожное дело не хватало у меня решения.

Теперь я спокойнее жду случая услышать об этих стихах мнение знающего человека. Гольцев теперь за границей. Как только он вернется, я снесу ему несколько стихотворений.

14[79]

Москва, 7 окт. 90 г.

Воскресенье, 9 час. веч.

Перейти на страницу:

Все книги серии Российские Пропилеи

Санскрит во льдах, или возвращение из Офира
Санскрит во льдах, или возвращение из Офира

В качестве литературного жанра утопия существует едва ли не столько же, сколько сама история. Поэтому, оставаясь специфическим жанром художественного творчества, она вместе с тем выражает устойчивые представления сознания.В книге литературная утопия рассматривается как явление отечественной беллетристики. Художественная топология позволяет проникнуть в те слои представления человека о мире, которые непроницаемы для иных аналитических средств. Основной предмет анализа — изображение русской литературой несуществующего места, уто — поса, проблема бытия рассматривается словно «с изнанки». Автор исследует некоторые черты национального воображения, сопоставляя их с аналогичными чертами западноевропейских и восточных (например, арабских, китайских) утопий.

Валерий Ильич Мильдон

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов

В книге В. К. Кантора, писателя, философа, историка русской мысли, профессора НИУ — ВШЭ, исследуются проблемы, поднимавшиеся в русской мысли в середине XIX века, когда в сущности шло опробование и анализ собственного культурного материала (история и литература), который и послужил фундаментом русского философствования. Рассмотренная в деятельности своих лучших представителей на протяжении почти столетия (1860–1930–е годы), русская философия изображена в работе как явление высшего порядка, относящаяся к вершинным достижениям человеческого духа.Автор показывает, как даже в изгнании русские мыслители сохранили свое интеллектуальное и человеческое достоинство в противостоянии всем видам принуждения, сберегли смысл своих интеллектуальных открытий.Книга Владимира Кантора является едва ли не первой попыткой отрефлектировать, как происходило становление философского самосознания в России.

Владимир Карлович Кантор

Культурология / Философия / Образование и наука

Похожие книги

Искусство войны и кодекс самурая
Искусство войны и кодекс самурая

Эту книгу по праву можно назвать энциклопедией восточной военной философии. Вошедшие в нее тексты четко и ясно регламентируют жизнь человека, вставшего на путь воина. Как жить и умирать? Как вести себя, чтобы сохранять честь и достоинство в любой ситуации? Как побеждать? Ответы на все эти вопросы, сокрыты в книге.Древний китайский трактат «Искусство войны», написанный более двух тысяч лет назад великим военачальником Сунь-цзы, представляет собой первую в мире книгу по военной философии, руководство по стратегии поведения в конфликтах любого уровня — от военных действий до политических дебатов и психологического соперничества.Произведения представленные в данном сборнике, представляют собой руководства для воина, самурая, человека ступившего на тропу войны, но желающего оставаться честным с собой и миром.

Сунь-цзы , У-цзы , Юдзан Дайдодзи , Юкио Мисима , Ямамото Цунэтомо

Философия