Читаем Избранное. Тройственный образ совершенства полностью

Прочитав почти всего Грановского, я взялся 27 ноября за Токвилля (Старый порядок и революция). Читался он сначала очень трудно, но понемногу я в него вчитался. Прочитал его два раза, причем работал очень упорно, иной раз по 10–11 часов в день. После того ходил несколько дней в Румянцевский Музей, где читал статью Чичерина о Токвилле (статья эта – из От. Зап. 1857 г. – у меня дома есть, но я забыл ее взять с собой; пожалуйста, вышли мне ее сейчас же по почте). И, наконец, в последние дни я прочитал только что вышедшую в рус. переводе книгу Георга Брандеса «Новые веяния» – Moderne Geister. Книга эта представляет том страниц в 500 и заключает, кроме автобиографии Брандеса и оценки его деятельности Гутмана, блестящие характеристики: Гейзе, Макса Клингера, Ренана, Милля, Флобера, бр. Гонкуров, Тургенева, Андерсена, Тегнера, Бьернштерна-Бьернсона и Ибсена. Читается она с неослабевающим интересом и с великой пользой. На Рождество в свободное время прочитаю некоторые из этих характеристик еще раз и тогда буду писать тебе о них подробнее. Книгу эту купил Буклукчи, от него я и имел ее.

Вот уже три дня, как я почти ничего не читаю, кроме газет, да две-три страницы Шекспира по утрам. Объелся я лакомств. Печатная буква мне очертела, и при виде книги меня начинает тошнить. С приезда в Москву я взял привычку записывать все, что читаю. Итак, смотри, что я прочитал за 10 недель:

Октябрь.

Валери Радо. Л. Пастер (История одного ученого).

Тарновский. Половая зрелость.

Ноябрь.

На память о В. М. Гаршине.

Шекспир. Много шума из ничего, Как вам будет угодно.

Грановский – страниц 500.

Русская Мысль за октябрь и ноябрь: Слезы царицы, Своим чередом, Научный обзор, Аскалонский злодей. Из рассказов В. Косякевича и др.

Токвилль. Старый порядок.

Декабрь.

Токвилль (2 раза).

Чичерин. Статья о Токвилле.

Г. Брандес. Новые веяния.

Шекспир. Король Джон.

Все это вместе составит уйму почти в 3000 страниц. Из этого ты можешь видеть, как много я работал, потому что я в то же время занимался латинским и греческим и сдал два домашних чтения. Но, с другой стороны, ты поймешь мою теперешнюю «библиофобию». Пройдет 5–6 дней ничегонеделания, опять явится охота, и тогда я засяду за трехтомную Нибурову Историю Греции.

Кроме обязательных лекций, я в этом семестре слушал еще психологию у Троицкого. Начал я его слушать совершенно случайно: был свободный час, вот и пошел послушать знаменитого профессора. Ну, а с тех пор ходил уж регулярно, и со второй лекции начал вести заметки. В начале семестра он читал историю психологии, и только в середине ноября начал систематический курс психологии. Вот на первую лекцию систематического курса я и попал случайно.

Надо тебе знать, что «философы» нашего университета делятся на две группы: на метафизиков и позитивистов, так сказать, или реалистов. К первым принадлежат Н. Я. Грот, Трубецкой и, кажется, Лопатин, единственным представителем второй школы является Троицкий. Симпатии студенчества явно на стороне последнего. Слушателей у него впятеро против Грота, который тоже читает психологию. Лекции его не раз прерываются громом аплодисментов; последняя лекция в этом семестре тоже закончилась рукоплесканиями.

И есть за что. С удивлением смотришь, как снимает он с ходуль все отвлеченные понятия и бережно ставит их на землю, на общий фундамент. Поразительна цепкость этого старика: взберется это на гору высоко, высоко, того и гляди сорвется вниз, в бездну метафизики (взять хотя бы вопрос о явлениях личности). Так нет; не только сам уцепится, а и нас с собою втянет, что особенно трудно, потому что мы очень мало привыкли к отвлеченному мышлению. Не говоря уже об огромной пользе, я почерпал в его лекциях великое наслаждение. Он работает, как опытный каменщик, прочно, быстро и чисто. Я записывал во время лекции почти все, а после лекции уходил в Румянц. Музей и там, при помощи его же двухтомной «Науки о духе», подробно разрабатывал лекцию. Потом чистенько записывал в тетрадь. Он читал 2 раза в неделю по часу. В будущем семестре читает продолжение.

Из себя он представляет невысокого, довольно толстого господина лет под шестьдесят, с проседью и женственными движениями и улыбками (улыбки эти, как и вообще все телодвижения его, часто бывают весьма неприятны). Бреет бороду и носит звезду. Он – заслуженный орд. профессор и декан филол. фак. Чтобы покончить с наукою, скажу еще, что был раз на лекции Стороженко, раз у Ключевского и, наконец, раз у Сеченова. Сеч. читал по воскресеньям от часа до трех. Как называется его курс – не помню, но в тот раз он говорил об удалении обеих эмисфер (у птиц, лягушек и кроликов) и одного полушария у собак. Невысокий человек с умной и подвижной физиономией, с сильной проседью в волосах, во время лекции беспрестанно ходит, ни минуты не устоит на месте. Понял я почти все, кроме какой-то овтольмоскопии, или как там называется. Случалось уже читать (кажется в Русск. Богатстве когда-то) об удалении полушарий.

Перейти на страницу:

Все книги серии Российские Пропилеи

Санскрит во льдах, или возвращение из Офира
Санскрит во льдах, или возвращение из Офира

В качестве литературного жанра утопия существует едва ли не столько же, сколько сама история. Поэтому, оставаясь специфическим жанром художественного творчества, она вместе с тем выражает устойчивые представления сознания.В книге литературная утопия рассматривается как явление отечественной беллетристики. Художественная топология позволяет проникнуть в те слои представления человека о мире, которые непроницаемы для иных аналитических средств. Основной предмет анализа — изображение русской литературой несуществующего места, уто — поса, проблема бытия рассматривается словно «с изнанки». Автор исследует некоторые черты национального воображения, сопоставляя их с аналогичными чертами западноевропейских и восточных (например, арабских, китайских) утопий.

Валерий Ильич Мильдон

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов

В книге В. К. Кантора, писателя, философа, историка русской мысли, профессора НИУ — ВШЭ, исследуются проблемы, поднимавшиеся в русской мысли в середине XIX века, когда в сущности шло опробование и анализ собственного культурного материала (история и литература), который и послужил фундаментом русского философствования. Рассмотренная в деятельности своих лучших представителей на протяжении почти столетия (1860–1930–е годы), русская философия изображена в работе как явление высшего порядка, относящаяся к вершинным достижениям человеческого духа.Автор показывает, как даже в изгнании русские мыслители сохранили свое интеллектуальное и человеческое достоинство в противостоянии всем видам принуждения, сберегли смысл своих интеллектуальных открытий.Книга Владимира Кантора является едва ли не первой попыткой отрефлектировать, как происходило становление философского самосознания в России.

Владимир Карлович Кантор

Культурология / Философия / Образование и наука

Похожие книги

Искусство войны и кодекс самурая
Искусство войны и кодекс самурая

Эту книгу по праву можно назвать энциклопедией восточной военной философии. Вошедшие в нее тексты четко и ясно регламентируют жизнь человека, вставшего на путь воина. Как жить и умирать? Как вести себя, чтобы сохранять честь и достоинство в любой ситуации? Как побеждать? Ответы на все эти вопросы, сокрыты в книге.Древний китайский трактат «Искусство войны», написанный более двух тысяч лет назад великим военачальником Сунь-цзы, представляет собой первую в мире книгу по военной философии, руководство по стратегии поведения в конфликтах любого уровня — от военных действий до политических дебатов и психологического соперничества.Произведения представленные в данном сборнике, представляют собой руководства для воина, самурая, человека ступившего на тропу войны, но желающего оставаться честным с собой и миром.

Сунь-цзы , У-цзы , Юдзан Дайдодзи , Юкио Мисима , Ямамото Цунэтомо

Философия