Избранное. Тройственный образ совершенства

Был я на прошлой неделе два раза в Малом императорском театре. В первый раз шла пьеса некоего Александрова: «В селе Знаменском». Пьеса прескверная. Играла Ермолова – и что она создала из своей роли! Нет, таких мы с тобой не видали. Это – сама жизнь. В другой раз («Водоворот» Шпажинского, новая пьеса) играли и Федотова, и Ермолова. Сравнивать их нельзя: как различны их области. Но Федотова под конец потрясла меня. Ей лет под пятьдесят, Ермоловой под сорок. Видел на этот раз и Шпажинского. Так как пьеса шла лишь второй раз, то он был в театре и несколько раз выходил на вызовы, держа за руки Фед. и Ерм. Ничего особенного: высокий господин в темных очках, с сильною проседью в волосах и выражением какого-то недоумения на лице. Пьеса не из важных, хотя эффектная.

Пьеса эта почти дословно излагает дело об убийстве Бефани. Дело это разбиралось здесь в Окр. суде в пятн., субб. и воскр. Ты, вероятно, читал о нем. Я, конечно, с величайшим любопытством следил за ходом дела, и в субботу сам пробрался в Окр. суд, да так счастливо, что очутился в первом ряду публики, все видел (или, вернее, всех) и кое-что слышал. Видел Орлова, его жену, сестру, брата, мать Бефани. На меня обстановка Окр. суда и дело это произвели страшное впечатление, особенно чтение их любовных писем перед всей публикой. – Видел Урусова, Плевако.

7 [71]

Москва, 5 ноября 89 г.

Воскресенье, 2 часа дня.

Дорогой брат! Спешу тебя обрадовать. Прежде всего прочитай приложенную здесь записку, а потом слушай. Ты понимаешь, что в записке этой дело идет о моих стихах.

Здановича ты, вероятно, помнишь? Он уже второй год здесь на юрид., живет вместе с Буклукчи. Я у них бываю почти каждый день, также и они у меня. Узнав, что Зд. знаком с Гольцевым, его сестрой и племянницей, я переписал на 2 почт. листках 5 стих. и дал ему, чтобы он через племянницу довел их до сведения Гольцева. Племянница эта – консерваторка, довольно миленькая девочка, Зд. бывает у нее довольно часто. Это было больше, чем неделю тому назад. Сегодня в 12 час. Зд. принес мне приложенную здесь записку и мои стих. Записку эту писала на квартире консерваторки К. А. Гольцева, сестра Гольцева, учительница, живущая у брата. Чтобы пояснить, кто такой Гольцев, скажу еще, что он был орд. проф. моск. унив. по юрид. фак., потом по каким– то обстоятельствам вышел в отставку и в настоящее время состоит «самделишным», т. е. не офиц. редактором Р Мысли и одним из редакторов Рус. Вед.

Как отрадно было мне читать «они ему понравились», не могу выразить. Я теперь нахожусь в том «инкубационном» периоде, который изобразил Фет словами:

Не знаю сам, что буду петь,
Но только песня зреет.

Такой отзыв может меня только заставить работать и работать с надеждою.

Газет я тебе до сих пор еще не посылал, все как-то не собрался: пошлю уже, вероятно, во вторник.

Вчера, после обеда, пошел я с товарищем с неким Пасситом (сын инсп. рижской гимназии, превосходно по-немецки говорит) шляться по пассажам, потом часу в третьем пришли мы к Ивану Великому и начали взбираться. Взбирались около ¾ часа, с остановками на каждом этаже. Видов особенно обширных нет; только уж сверху видно все Замоскворечье. Внутри, до самого верха ведет железная очень узкая, крутая и темная лестница, как видно, новейшего происхождения. Повсюду колокола, громадные и красивые. Наверху мы едва не замерзли; между тем как внизу было не очень холодно, но сыро, наверху свистел и рвался леденящий ветер; мы едва удержали шапки на головах. На всех этажах на белых стенах написали карандашом:

Михаил Гершензон

Леонид Пассит 4 ноября 1889 года

студ. фил. 4 часа.

Надо тебе сказать, что стены белятся ежегодно.

В начале пятого полумертвые отправились мы ко мне, напились чаю и в шесть часов разошлись.

Коклен с труппою уже здесь. Раз надо будет пойти.

8 [72]

Москва, 15 декабря 1889 г.

Пятница, 9 час. у.

Итак, я хочу написать тебе такое письмо, по которому ты мог бы составить себе понятие о том, как я прожил последние три недели. Чтобы быть более или менее систематическим, буду писать сначала о науке, потом о театре и, наконец, о всяких мелочах.

Also Cap. I[73]. О том, как я даю науке двигать себя, – потому что сначала наука двигает нас, а когда подвинет достаточно вперед, тогда мы начинаем двигать ее. Совершенно как это бывает между родителями и детьми.