Читаем Избранное. Тройственный образ совершенства полностью

Избранное. Тройственный образ совершенства

Тоже и старик Щепк. вспоминал старину. У него есть брат, Николай, бывший Уфимский губернатор (раскрывший знаменитое дело о расхищении башкирских земель); теперь он старик, живет в Петербурге; у него жена. Так дядя его теперешней жены в 1861—2 г., когда Николай Щепк. был мировым посредником в Лихвине, Калуж. губ., гнался за ним с револьвером, чтобы застрелить за либерализм и потачку крестьянам. Еще рассказывал он по поводу Чичерина: когда он (Чич.) напечатал свою магист. диссерт. об областных учреждениях в России, Щепк. как-то обедал у Грановского и зашел разговор о самовластности, непокорности ума Чичерина. Грановский ответил: «Что же вы хотите? Господин Чичерин!» т. е. натура крепостническая, самая дурная, барская.

Ну, однако, в таком роде я мог бы писать без конца, а сейчас пришел Саша, пьет себе чай, пока я окончу письмо. Портретов у меня 38; под Сухаревой купил, между прочим, портрет великого польского патриота Ворцеля, трагическую историю которого рассказал в «Былом и Думах» Герцен; это редкость. Остальные – исключительно русские писатели.

Вчера получил огромное письмо от Сперанского; между прочим, предлагает переводить для Сабашниковых.

63[152]

Москва, 27 ноября 1899 г.

Субб., 5 час. дня.

Дорогие мои!

Сейчас подадут обед, и я хочу успеть написать хоть пару слов, потому что сейчас после обеда придет, я знаю, Шамонин, который был третьего дня и которого я просил узнать у Гольцева, будет ли напечатана статья Бузескула, присланная им в Рус. М.: Бузескул написал мне письмо с этой просьбой, а я просил Шамонина, и сегодня он принесет ответ. А потом мне надо отправиться к Ивановскому утвердить составленный Вормсом план нашего контракта с «Трудом», которому мы, действительно, продали нашу хрестоматию за 10½ тысяч, а оттуда я зайду на час к Щепкиным; вот и весь вечер.

А переписчица сейчас ушла.

Нового нет ничего. На завтра (воскресенье) – гора корректуры – Рамбо и моей статьи о худож. литературе.

Ну, вот я пообедал, полежал минут 10, а Шамонина нет. Почтальон принес письмо от Фабриканта из Петербурга, который ругательски ругает меня за то, что я сух, черств, учен, прочитал слишком много книг, одним словом отвратительный схоластик, советует бросить книги, учиться фехтованию, влюбиться, ходить колесом – и тогда, обещает он, у меня разовьется широкий кругозор: всего 12 страниц, написанных отвратительным почерком и полных презрения к логике и русской грамматике. Это он всегда пишет в таком духе.

Сидит Шамонин, просматривает книжку, а я окончу письмо. Кошка, das ist eine Katze, aber окошка das ist schon ein Fenster, Nastja (Настя) das ist ein Mädchen, aber Nenastje, das ist schon schlechtes Wetter[153]. Хорошо, не правда ли? Это я вчера слышал. – «В старину были зернистые люди, и писали зернисто», – говорит Бартенев (редактор Русск. Арх.), а Щепкин старик говорит о Русск. Вед.: «Эти передовицы кафедрального свойства…» Отлично!

На днях иду вечером по бульвару, идет проститутка самого низкого разбора, в платочке, уже пожилая и говорит громко хриплым голосом, с большим удовольствием, – а перед нею, гляжу, быстро удаляется худощавая девица из тех же:

«Минога! Минога! Протечная! Выдра! Боисся участка?: Чахотошная!»

Вот язык! Прелесть!

А то стоит у ворот старая баба и хочет разломить дощечку! одним краем уперла в тумбу, другой положила на землю, и, ударяя каблуком, силится переломить. Проходящий дворник смотрит секунду и говорит: «Эх, бабушка! Топнуть нечем!», т. е. мяса в тебе мало.

Я стал записывать такие вещи, потому что сколько их уж знал, и все перезабыл, а ведь это прелесть.