Читаем Избранное. Тройственный образ совершенства полностью

Здесь в селе 5000 человек населения, из которых около 1000 (почти все взрослые мужчины) работают в заводе или на завод (последних большинство: обжигают уголь, возят руду и проч.). Все население – безземельное, безнадельное, только земля под дворами принадлежит крестьянам, остальное балашевское: насчет улиц даже нет ничего документального, и заводоуправление по произволу трактует их то как собственность общую у крестьян с заводом, то как полную собственность Балашева. Полтора года назад, когда завод решил построить народную аудиторию, у крестьян спросили согласия на урезку части площади, а прошлой осенью проложили по улице рельсы для узкоколейной ветки без всякого спроса, несмотря на сильный ропот крестьян, которым эта ветка к тому же подрезала извоз (раньше руду возили со станции круглый год на подводах, теперь – только в зимнее время, а то все по ветке). Умов говорил мне, что крестьяне при освобождении сами наотрез отказались взять наделы; будто тогда на сходе один старик снял с ноги лапоть и, тряся им в воздухе, кричал «вот эстолько твоей земли не хочу». Откуда он почерпнул это известие – не знаю: вероятно, ему говорил так Балашев, который сам едва ли помнит 61-й год. Теперь крестьяне землю арендуют у Балашевых, а еще чаще – получают ее в прибавку к плате за обжиганье угля, – на каких условиях, этого не могу сказать точно.

Б. здесь царь, Умов – всесильный сатрап, у которого заискивают все, начиная с зем. нач. и станового, – и для сатрапа он очень хорош: по его настоянию Б. выстроил две школы, роскошную аудиторию-театр с чайной и бесплатной народной библиотекой, потребит. лавку, больницу и теперь строят прекрасную двухэтажную школу с ремесленным отделением. Лично он очень гуманный человек, однако, я слышал, что население не любит его, почему – не знаю. – С Ионасами обыкновенно вместе гуляю и иногда после ученья пью у них чай.

А что лучше всего здесь, это – природа, славные дети и уединение. Горы, равнодушные и надменные, смотрят на меня с пренебрежением, когда я иду среди них такой маленький и слабый; а там, подальше, их контуры смягчаются, и вид становится ласковее. Теперь я их знаю каждую в отдельности, а сначала они сливались для меня в одну толпу без индивидуальных черт; теперь я мог бы написать характеристику каждой из них (конечно, антропоморфически). Именно достигнув такого различия, Лермонтов написал свой «Спор», а Тургенев – разговор Юнгфрау с Финстера-аргорном.

20 марта, пятница, 5 ч. дня. После занятий полтора часа вместе с детьми откапывал снег с кегельбана, потом вернулся весь мокрый – 2° (солнце сильно греет), переоделся, потом написал для Р. В. о немецких журналах, теперь до обеда напишу вам письмо, а вечером буду читать.

Ваше письмо от субботы получил вчера вечером. Чай днем, мамаша, есть – именно, сейчас после завтрака; но я не всегда пью его, потому что пока уберут со стола, пока подадут самовар, заварят чай и т. д. уходит много времени. В последние дни я после завтрака уже не валяюсь; в 12½ – 1, т. е. вскоре после завтрака выхожу гулять или отгребать снег, в 3 возвращаюсь и до обеда читаю. Читаю теперь новую книгу, которую выписал себе еще в Москве, Rich. Meyer – Deutsche Caractere, опыт по народной психологии.

Вчера Умов водил меня осматривать завод. Это что-то циклопическое, все эти доменные печи, из которых бьет пламя сажень в диаметре, и которые пожирают каждая, через каждые 20 минут 40 пудов угля и руды, эта мартеновская печь – точная копия той, которую мы видели на стеклянном заводе, и т. д. И везде огонь, кипящее железо, реки расплавленного чугуна. Это один из самых больших заводов на Урале; он производит два миллиона пудов железа, чугуна и стали. Руда возится за 100 верст, из балашевских рудников, которые мне, к слову сказать, тоже очень хотелось бы посмотреть; авось на Пасхе улучу время.

59[148]

Симский завод, 17 мая 1898 г.

Воскрес, 10 ч. веч.

Дорогие мои!

Экзамены начались 15-го и кончатся 6 июня. Я надумал было уехать раньше, так как в сущности мальчик может держать экзамены без меня, а даром брать деньги я не хотел. Но тут Умовы внезапно решили, чтобы и второй мальчик держал теперь экзамены – в 1-й класс; полетели телеграммы в Уфу, и оказалось, что он должен держать 26-го, 28-го и 29-го. Он почти готов, но теперь уже, вероятно, придется досидеть здесь до конца мая, т. е. по крайней мере пока этот выдержит экзамены. Сегодня было письмо от Ионаса – старший на письменном по-гречески сделал всего одну ошибку, но ему поставили только 3+, потому что он экстерн. В Уфу придется поехать числа 25-го.

Погода последние дни была плохая, но сегодня опять было прелестно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Российские Пропилеи

Санскрит во льдах, или возвращение из Офира
Санскрит во льдах, или возвращение из Офира

В качестве литературного жанра утопия существует едва ли не столько же, сколько сама история. Поэтому, оставаясь специфическим жанром художественного творчества, она вместе с тем выражает устойчивые представления сознания.В книге литературная утопия рассматривается как явление отечественной беллетристики. Художественная топология позволяет проникнуть в те слои представления человека о мире, которые непроницаемы для иных аналитических средств. Основной предмет анализа — изображение русской литературой несуществующего места, уто — поса, проблема бытия рассматривается словно «с изнанки». Автор исследует некоторые черты национального воображения, сопоставляя их с аналогичными чертами западноевропейских и восточных (например, арабских, китайских) утопий.

Валерий Ильич Мильдон

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов

В книге В. К. Кантора, писателя, философа, историка русской мысли, профессора НИУ — ВШЭ, исследуются проблемы, поднимавшиеся в русской мысли в середине XIX века, когда в сущности шло опробование и анализ собственного культурного материала (история и литература), который и послужил фундаментом русского философствования. Рассмотренная в деятельности своих лучших представителей на протяжении почти столетия (1860–1930–е годы), русская философия изображена в работе как явление высшего порядка, относящаяся к вершинным достижениям человеческого духа.Автор показывает, как даже в изгнании русские мыслители сохранили свое интеллектуальное и человеческое достоинство в противостоянии всем видам принуждения, сберегли смысл своих интеллектуальных открытий.Книга Владимира Кантора является едва ли не первой попыткой отрефлектировать, как происходило становление философского самосознания в России.

Владимир Карлович Кантор

Культурология / Философия / Образование и наука

Похожие книги

Искусство войны и кодекс самурая
Искусство войны и кодекс самурая

Эту книгу по праву можно назвать энциклопедией восточной военной философии. Вошедшие в нее тексты четко и ясно регламентируют жизнь человека, вставшего на путь воина. Как жить и умирать? Как вести себя, чтобы сохранять честь и достоинство в любой ситуации? Как побеждать? Ответы на все эти вопросы, сокрыты в книге.Древний китайский трактат «Искусство войны», написанный более двух тысяч лет назад великим военачальником Сунь-цзы, представляет собой первую в мире книгу по военной философии, руководство по стратегии поведения в конфликтах любого уровня — от военных действий до политических дебатов и психологического соперничества.Произведения представленные в данном сборнике, представляют собой руководства для воина, самурая, человека ступившего на тропу войны, но желающего оставаться честным с собой и миром.

Сунь-цзы , У-цзы , Юдзан Дайдодзи , Юкио Мисима , Ямамото Цунэтомо

Философия