На празднике можно и выпить. Один день. Второй. Каждый день. Через день. С утра. Вечерком. В полдень. Можно выпить. Можно и погулять. Но работу надо знать. Кончил дело — гуляй смело. И пей себе на здоровье!
Пиво. Шампанское. Сладкое. Полусладкое. Сухое. Игристое. Искрящееся. Советское. Немецкое. Венгерское. Французское…
Перейдем на другую тему.
Я вам голову забил этой белибердой?
Роман идет неровно. Не компонуется. Если я повторяюсь — вы вычеркните. Обождите. Так. Скомпоновали. Пошли дальше.
Тьфу! Не роман, а околесица. Мне не нравится. Противоречия с самим собой начинаются. Нравится не нравится. Ерунда какая! Пойду поем, а потом новыми глазами на все посмотрю. Наверняка все опять, как прежде, великим покажется… всех времен и народов… всего челове… непоколе… несравне… (вы не обращайте на это внимания).
Ну вот, силы прибавилось, погнали дальше, вперед!!!
Чествовали художника. Картину везли тут же. Ее транслировали по пяти частям. Первую часть транслировали через печку. Вторую часть транслировали через дужку кровати. Третью часть транслировали через речку. Четвертую — через собачье телевидение, которого не существует. Самого художника транслировали ретрансляционно через… сами знаете что. Все пять частей передавались в общем порядке. Радовались собачки. Печалились люди. Плакали дети. Довольствовался один художник. Это для понимания искусства. Кто-то что-то сказал по поводу искусства.
Три сказали:
— И.
Двадцать три сказали?
— Ж.
Пять сказали:
— М.
Два сказали:
— Р.
Шесть сказали:
— В.
Семь сказали:
— О.
Другие шесть сказали:
— Э.
И нельзя сказать, что ничего не получилось. Получилось: ИЖМРВОЗ.
Очень надо нам вникать в эту дребеденевку, в которой, может быть, и есть некий скрытый смысл, но не для того мы живем, в конце концов, чтобы расшифровать то, что в итоге, может быть, и вовсе не расшифровывается, как некий шифр, в 112 году найденный у Пиреней и перенесенный потом в чистилище Соломона еще до новой эры.
Перейдем-ка, дорогие мои, писатели и неписатели, инженеры и рабочие, и те и третьи и другие к старой теме.
Три поллитровки, и нас — трое. Стол. Табуретка. Мы сидим на ящиках. Стелем газету. Огурец один. Соленых помидора — три. Сала кусочек порядочный, немаленький (в загашнике, в багажнике) еще есть кое-что на всякий пожарный случай. Мы ополаскиваем одну или две, а может быть, три консервные банки (терпеть не могу жрать и пить из общей посуды) наливаем мы в прекрасные вместительные банки — я наливаю в шапку, поскольку банок две, а нас трое и окосеваю сразу или постепенно. Мы льем себе в глотку или по очереди, или сразу вместе, как по команде, поскольку товарищи. Потом еще. Хмель у меня совершенно проходит, открывается так называемое второе дыхание. Закусываем. Крякаем. Квакаем. Икаем. Воняем. Все совершенно заваливаем до предела, до неузнаваемости. Чья-то жена открывает форточку и уходит. Из форточки нам дует в затылки. В зады. В спины. Но мы не замечаем, не ощущаем, не принимаем во внимание, не интересуемся, не видим и не слышим. Задумываемся. Высказываемся. Болтаем. Молчим. Кричим. Стучим. Орем. Встаем. Деремся. Садимся. Жалуемся. Поем. Я бы оставил несколько чистых страниц, так как не могу описать столько всего. Вы бы сами вставили эти страницы и написали за меня, если сумеете, только я очень сомневаюсь, что кто-нибудь, кроме меня, сумеет сделать лучше меня (но вы на это не обращайте внимания). Не в этом суть.
Мы прислушиваемся к спорщикам и отставим в сторону наши банки, а я отставляю шапку, промокшую спиртом, видавшую виды, несравненную свою шапку, итак, прислушаемся.
П е р в ы й. Как вы думаете, что первое, а что второе?
В т о р о й. Что, что второе?
П е р в ы й. Сами знаете что.
В т о р о й. Сам знаю, ну и что?
П е р в ы й. Ну и скажите, раз знаете.
В т о р о й. Могу сказать. А вы не будете спорить?
П е р в ы й. Буду или не буду, а вы сначала скажите.
В т о р о й. Я думаю, первое, это первое, то самое, что вы ошибочно не назвали.
П е р в ы й. Ха! Не назвал! Если бы я не назвал, вы бы узнали.
В т о р о й. Мы же об этом говорили…
П е р в ы й. Я знаю.
В т о р о й. Я считаю, то, что вы видите глазами, и есть первое.
П е р в ы й. А ушами?
В т о р о й. Уши — это второе.
П е р в ы й. Для кого второе, а для кого не второе.
В т о р о й. Если для вас первое — первое, то для меня второе — второе.
П е р в ы й. Вы себе не присваивайте первое, потому что я вам тут же выдвину аргумент.
В т о р о й. Какой аргумент?
П е р в ы й. Сами знаете.
В т о р о й. Знаю, знаю.
П е р в ы й. Дайте мне сейчас как следует посмеяться, обхохотаться, обхихикаться.
В т о р о й. Вы всегда были неприятным человек.
П е р в ы й. А вы? Смех душит меня, глядя на вас.
В т о р о й. Вы бы лучше свою голову дома оставили…
П е р в ы й. Ха! Оставьте то, что вам не принадлежит…
В т о р о й. Пусть, по-вашему, первое будет первым, а я останусь при своем мнении.
П е р в ы й. Вы сравниваете звук с плоскостью.
В т о р о й. Изображение ведь не плоскость, вы, надеюсь, замечали?
П е р в ы й. Не острите… не острите…
В т о р о й. Как хотите.
П е р в ы й. Имейте в виду, наш спор остался открытым.