Избранные эссе. Пушкин, Достоевский, Цветаева

А на этом свете она широка… Слишком широка, как сказал бы Достоевский. Безмерность – вот качество, с которым она, кажется, родилась на свет. И крупность, размах души – ее первое пристрастие. Все ее Наполеоны, и Пугачевы, и Царь-девицы – не просто дань романтике. Здесь что-то глубже, органичнее. Крупность личности была залогом возможного преображения, залогом выхода на другой уровень, где зло само отпадет, – туда, в «тот свет», в цельную тихость души. Крупная личность может нести зло, но она не сводится ко злу.

Личность больше своих проявлений. В ней есть что-то, что больше ее самой. Тайна большой души – ее несовпадение с какой бы то ни было однозначностью. Крупная личность чарует. Теряя свою крупность, личность теряет чары…

Для того, чтобы достичь истинной цельности, чтобы достичь своей предельной, до рождения заданной высоты, нужна недюжинная сила, нужна душа, имеющая смелость дерзать. Такой живой и дерзновенной душой была сама Марина Цветаева. Бесконечно противоречивая, вечно не уживавшаяся сама с собой, она рвалась туда, где сходятся все параллели – в Бесконечность, на другой уровень бытия.

Здесь, в мире конечных вещей, сильный давил слабого и становился из прекрасного безобразным. И Цветаева, только что рвавшаяся к победе вместе с героем, становилась на сторону побежденного, как только торжествующий победитель терял великодушие и чувство сопричастности каждой боли.

Вот эта сопричастность каждой боли, может быть, и была главным в Марине Цветаевой. Это и вело ее сквозь мир, сквозь всякую удовлетворенность, сквозь себя, сквозь все границы – туда, в Безграничность, где сойдутся параллели и «волк будет жить рядом с ягненком».

И вся Марина Цветаева – это апокалиптическое чувство необходимости и неизбежности Бесконечности, прорыва Бесконечности в мир вещей.

Глава 1 Туз пик

«Черт сидел на Валериной кровати, – голый, в серой коже, как дог, с бело-голубыми, как у дога или остзейского барона, глазами… в позе неизбывного терпения или равнодушия. Шерсти не было, было обратное шерсти: полная гладкость или даже бритость, из стали вылитость. Теперь вижу, что тело у моего черта было идеально-спортивное: львицыно, а по масти – догово.

…Главное были – глаза: бесцветные, безразличные и беспощадные. Я его до всего узнавала по глазам, и эти глаза узнала бы – без всего. Действия не было. Он сидел, я стояла. И я его – любила» («Черт»).

Понимайте как хотите. Огромное тире, как удар. Пропасть, через которую одним прыжком сердца, разрывая с этим берегом, – на тот. Что за берег? Неведомо. Ведомо только, что через пропасть, что чернота, что великая опасность, что вызов всему существу, всему сердцу. И сердце сжато, как пружина, собрало все свои силы и готово к ответу, готово ответить всем собой.

Главный дар феи, положенный в колыбель маленькой Марины, была великая духовная отвага, в которой таилась привязанность к духовному подвигу, еще совершенно неведомо какому; но благополучие, но защищенность, но тепло и уют дома – не для нее. Для нее – пиковый туз.

«Пиковый туз у Маши (горничная, гадавшая на картах. – З. М.) был удар. И удар – был. Удар занесенным черным, вверх глядящим сердцем конца алебарды – в сердце». «…Больше всех королей и валетов я любила – пиковый туз! – пишет Марина Ивановна. – Пиковый туз был – Черт!»

Что это? Любовь к злу? Но где оно, зло? В чем оно? Не было ни в детстве, ни в зрелости, – нигде не было в Марине Цветаевой любви к злу. Была любовь к свободе, к независимости – со всеми вытекающими отсюда следствиями. Другая сторона свободы – незащищенность. Другая сторона независимости – ответственность. Чувство, что никто не ответит за мою душу. Душа сама за себя ответит. Причастная Духу жизни, полная Духа жизни, она не позволяла никому и ничему разлучить ее со всей таинственной бездной Духа. Никаких посредников! Непосредственность. Открытость бездне. Открытость силе, которая изнутри, внутренним напором раздвигает и смыкает все границы.

Изнутри бьющая сила, уходящая корнями в неведомые истоки жизни. Душа, с детства привыкшая «глотать раскаленные уголья тайны», никогда не согласится на обмеление – на потерю глубины и внутренней свободы. Она скорее согласится на потерю внутренних ориентиров, на одиночество, на отверженность и отсутствие опоры. Свободный – это тот, кто не имеет никакого внешнего господина. Сам себе господин, и потому свободная душа призвана к битве со всем внешним, посягающим на ее свободу.

В эту битву вступали так или иначе все отважные души. Великими святыми или великими грешниками они становились в зависимости от того, как кончалась битва. Но вначале была битва, духовное борение, бросок в неведомое – без компаса, без знаков, без гарантий. Вначале было великое (трагическое) напряжение борющейся души.

Марина Цветаева рождена бойцом. Её жизнь и творчество – прежде всего битва, духовное борение.