Зевс свидетель, вы правы, и прежде всего об одном их спросить я желаю,
Для чего захватили Акрополь они и засовами заперли входы?
Для того, чтобы золотом вашим владеть и чтоб вы воевать перестали.
Так ты думаешь, золото — корень войны?
Для того, чтобы мог наживаться Писандр[275]
и другие правители ваши,Постоянно возню затевают они. Ну и пусть и кричат и хлопочут,
Как хотят, что есть сил, только денег теперь не видать уж им больше — и баста!
Что же делать вы станете?
Что за вопрос? Управлять будем вашей казною.
Что? Казной управлять собираетесь вы?
Что ж ты странного в этом находишь?
А доныне домашнею вашей казной мы, хозяйки, не правили разве?
Это вовсе не то.
Почему же не то?
Для войны нам нужны эти деньги.
Да войну-то вам вовсе не надо вести.
Как себя защитим мы иначе?
Мы спасем вас и мы защитим.
Вот так так! Вы спасете?
Конечно!
О боги!
Хоть ты хочешь не хочешь, а будешь спасен!
Что за речи?
То, что сделать должны мы, то сделаем, знай!
Милый Зевс, вы насилья хотите?
Не насилья — спасенья.
Не просим о нем.
Но нуждаетесь в нем тем сильнее.
Да у вас-то откуда взялась, расскажи, о войне и о мире забота?
Расскажу.
Поспеши, чтоб беды не нажить.
Ты же выслушай речь терпеливо.
И сдержать потрудись свои руки.
Как быть? Не могу, поднимаются сами:
Справедливая ярость клокочет в груди.
Осторожней, поплатишься вдвое.
Нет, старуха, себе это каркаешь ты! Говори же!
Сейчас начинаю.
Ты ведь помнишь, в начале войны и невзгод терпеливо нужду мы сносили.
Запрещала нам женская скромность тогда в ваше дело мужское мешаться.
Только вскоре узнали мы вас хорошо — и как часто, за прялками сидя,
Приходилось нам слышать о новой беде и о новых безумиях ваших,
И, печаль глубоко затаивши, вопрос задавали мы, будто с улыбкой:
«Что же нового слышно о мире у вас? Что о мире решили сегодня
На собрании вы?» — «Что за дело тебе? — отвечали мужчины сердито. —
Ты молчи себе знай». Приходилось молчать.
Ну а я б никогда не смолчала!
Не молчала б, так криком кричала, поверь!
Мы молчали и дома сидели.
Но порой уже мы и о худших делах, о постыдных делах узнавали.
И у мужа хотели спросить, почему поступили вы так безрассудно?
А не то берегись, заболит голова. А война — это дело мужское!»[276]
Аполлоном клянусь, справедливая речь!
Справедливая? Ах ты, несчастный!
Так совет и тогда мы не вправе вам дать, если ваше безумно решенье?
Но когда уже говор открытый пошел и на всех перекрестках роптали,
Что уж вовсе мужчин не осталось в стране, видит бог, никого не осталось, —
Вот тогда-то мы, женщины всех городов, заключили союз нерушимый
И поклялись Элладу спасти сообща. Да чего ж еще ждать оставалось?
И теперь, если слушаться станете вы благодетельных наших советов
И начнете молчать, как молчали и мы, вам помочь мы тогда обещаем.
Это вы-то помочь? Безрассудная речь! Безобразная речь!
Ах, проклятая, хочешь, чтоб я замолчал! Перед кем же, мой бог, перед тварью
В покрывале цветном на пустой голове? Никогда!
Если в этом помеха,
Не горюй, от меня покрывало прими!
Окрути покрывало вокруг головы
И теперь уж молчи!
Да в придачу с куделью корзинку возьми,
Обвяжись пояском и куделю чеши
Да бобы шелуши,
А война — это женское дело!
Чтобы товаркам дорогим в веселой пляске вторить.
В пляске мне не устать.
В песне мне не отстать.
И в ногах хватит сил,
И в груди жарок пыл.
Я готова на все
Ради милых. В душе у них доблесть живет,
Справедливость, отвага, к отчизне любовь
И разумная мысль.
О царица родильниц и женщин оплот, ты, чьи речи крапивы колючей,
Будь отважней в бою и врага не щади! Парус ставь по попутному ветру!
Но когда убеждающий сладко Эрот и Киприда, рожденная морем,
Золотую тоску в наши груди вдохнет и расплавит желаньями члены,
И упругую силу мужам подарит и протянет их руки к объятьям,
Вот тогда назовут нас Эллады сыны Разрешительницами сражений.
А за что?
Да за то хоть, что прежде всего вас отучим мы бегать по рынкам,
Обнаживши мечи и щитами стуча.
Да, отучим! Клянусь Афродитой!
А теперь, погляди! По горшечным рядам, по зеленному ряду несутся
Видит Зевс, так и надо! Отважный народ!
Да ведь это же просто забавно,
Когда воин с Горгоной на медном щите о снетках торговаться приходит.