На улице виноторговцев придира некий восхвалялТого возвышенного мужа, что в мейхане запировал,Который от сорокалетних постов и бдений отрешилсяИ сорок дней у винной бочки пристанища не покидал.У Джама был волшебный перстень, и, силой перстня одаренный,И смертными, и царством джиннов он полновластно управлял.Приди, налей вина, о кравчий, чтобы волшебным перстнем ДжамаНас одарили капли влаги, сверкающие, словно лал.Когда ты за подол схватился того, к чему всю жизнь стремился,Взмахни руками, как дервиши, кружась, покамест не упал.Душа, свободная от злобы, способна тосковать о милой,Цветок возвышенной печали не в каждой почве прорастал.Ты не скликай, о шейх почтенный, отныне нас к своим беседам!У нас теперь иная вера и толк иной отныне стал.Когда б михрабом поклоненья для верных были эти брови —Весь город пал бы на колени и лбами к полу бы припал.Джами отныне возвеличен пред знатным и простолюдином,Так ярко он в лучах любимой достоинствами заблистал.
140
Надеюсь, будут иногда твои глаза обращеныНа тех, что навсегда тобой до смерти в плен уведены.Сиянье твоего лица меня заставило забыть,Что славился когда-то мир сияньем солнца и луны.Что стройный кипарис в саду пред статью стана твоего?Со стройной райскою тубой тростинки будут ли равны?Коль кроме твоего лица увижу в мире что-нибудь,Не будет тягостней греха и непростительней вины.Но если впрямь согласна ты моих заступников принять,То эти слезы, как гонцы, к тебе теперь устремлены.Как горестен мой каждый вздох, свидетельствует сам рассвет, —А ведь свидетельства его и неподкупны, и верны.Что за огонь в груди Джами, о чем опять вздыхает онИ неутешно слезы льет среди полночной тишины?