Есть у меня несметное добро:
Каменья, золото и серебро.
Я искуплю твой грех, раздам их нищим,
Нас бог простит, и счастье мы отыщем».
— «Я не из тех, — Юсуф сказал в ответ, —
Кто ищет счастья ближнему во вред».
Сказала. «Ты противишься сближенью,
Чтоб стала я для стрел тоски мишенью.
Хитришь, лукавишь, хочешь ты уйти,
А ложь у прямодушных не в чести.
Клянусь, кривым путем идти не стану,
Я не склонюсь к лукавству и обману.
Смотри: горю я, как тростник сухой,
А ты смеешься над моей тоской.
Смотри: грозит бедою это пламя, —
Приди, залей водою это пламя!»
Она рыдала, руки протянув,
По-прежнему упорствовал Юсуф.
Воскликнула тогда: «О многословный,
Упрямец, в горести моей виновный!
Я вижу: речь твоя — пустой ответ,
В таких речах нужды и смысла нет.
Когда мою ты шею не обнимешь,
Себе на шею кровь мою ты примешь.
Кинжал возьму я — ивовый листок,
И кровью обагрю я свой чертог.
С душой своей разъединю я тело,
Медлительность твоя мне надоела.
Когда азизу принесут слова,
Что я лежу у ног твоих мертва,
В его горячем сердце вспыхнет злоба,
Тебя убьет он, мы погибнем оба.
Мы заключим в могиле наш союз,
И наконец-то я с тобой сольюсь!»
Достала Зулейха, раскинув ложе,
Кинжал, на ивовый листок похожий.
Сжигала душу страстную гроза,
Алкало тело, и в слезах глаза.
Вскочил Юсуф, увидев слезы страсти,
И руку обхватил ей, как запястье.
«О Зулейха, — воскликнул, — не спеши,
Исполню я мечту твоей души.
Ты страждешь, но страданья удалю я,
Ты жаждешь — встречей жажду утолю я».
Красавица, владычица сердец,
Услышав речь такую наконец,
Подумала, что пробило сближенье,
Что ей принес любимый утешенье.
Тогда кинжал отбросила она,
К другим прибегла способам луна:
В его уста впилась она с весельем
И шею обхватила ожерельем.
Душа, где страсти не было границ,
Мишенью стала для его ресниц.
Она его жемчужины хотела
И превратила в раковину тело,
Но в ту мишень Юсуф не стал стрелять,
Он раковины не сломал печать.
Не просверлил жемчужину алмазом:
Его удерживали честь и разум.
Стрелою ринулся к дверям Юсуф,
Он убежал, все двери распахнув.
Она — за ним, терзаясь от потери,
Его настигла у последней двери,
Схватила за рубашку, вся в огне, —
Разорвалась рубашка на спине.
Но вырвался красавец с болью тяжкой,
Он розой был с разорванной рубашкой.
Она, одежды разорвав свои,
Как тень упала наземь в забытьи.
ЮСУФА ОТПРАВЛЯЮТ В ТЮРЬМУ
Пером начертан облик сказки ясной-
Когда он вырвался из рук несчастной,
Ее супруга он увидел вдруг:
Азиз пришел в сопровожденье слуг
Заметил сразу юноши волненье,
Хотел его услышать объясненье.
Страдалец начал вежливую речь,
Не жалуясь, чтоб тайну уберечь.
Он ласково был выслушан владыкой,
И тот повел Юсуфа к луноликой.
Очнувшись и увидев их вдвоем,
Решив. Юсуф поведал обо всем.
Сказала Зулейха: «Властитель правый,
Опора справедливости и славы!
Какой достоин кары тот злодей,
Который оскорбил твоих друзей?»
Азиз — в ответ: «Скажи, краса вселенной,
Кто сей злодей, преступный и презренный?»
А Зулейха: «Вот этот раб, еврей,
Что всем обязан милости твоей.
Спала я в тишине уединенья,
И не было в душе моей смятенья.
А он, как вор, приблизился ко мне,
Охотясь на египетском гумне.
Пока я сплю, задумал он, бесчестный,
Войти в мой сад и плод сорвать прелестный.
Лишь руку протянул ко мне, глупец,
Чтобы открыть желания ларец,
Проснулась я, увидела я вора,
Он задрожал от страха и позора,
Из дома побежал, гоним стыдом, —
Навеки он покинул счастья дом.
Я побежала, гневом пламенея,
Ему вослед, я догнала злодея,
Схватила за рубашку и кусок
Оторвала, как розы лепесток.
Достойно недостойного карая,
Скажи, что ждет его тюрьма сырая!»
Был вне себя азиз от этих слов.
Сказал Юсуфу, гневен и суров:
«Твоя душа бесчестьем осквернилась.
Ты видел от меня добро и милость,
Но ты ответил злом, добро забыл,
Съев соль мою, солонку ты разбил».
Был страшен гнев азиза, грозен голос.
Юсуф дрожал, сгибаясь, точно волос...
ГРУДНОЙ РЕБЕНОК СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ О НЕВИНОВНОСТИ ЮСУФА
В темницу стражник узника повел —
В обитель всяких горестей и зол.
Поник Юсуф, обиженный судьбою,
Чуть слышно к богу обратись с мольбою:
«Ты ведаешь начала и концы,
Перед тобой склонились мудрецы,
Ведешь от зла к добру, от мрака к свету,
Когда же ты раскроешь тайну эту?
Ты видишь, помыслы мои чисты,
Освободи меня от клеветы.
Свое свидетельство яви мне мудро,
Да прояснится правда, словно утро!»
Из лука он стрелял, чья мощь светла, —
И в цель впилась его мольбы стрела.
При Зулейхе в то время находилась
Служанка, что родней ей приходилась.
Она растила, душу обретя,
Трехмесячное милое дитя.
Еще ни разу, тихий как овечка,
Не проронил ребенок ни словечка.
Но вдруг он закричал: «Не торопись!
Страшись, страшись возмездия, азиз!
Ты от Юсуфа отврати удары:
Награды он достоин, а не кары!»
Азиз был этой речью изумлен.
С учтивостью ответ промолвил он:
«На языке твоем есть вкус молочный!
Ты — голос неба, чистый, непорочный!
Скажи мне правду: кто зажег костер?
Кто честь мою спалил, поверг в позор?»
Сказал ребенок: «Пусть я незаметен,
Я не терплю ни клеветы, ни сплетен.
Недаром черен мускус: о себе
Болтает всюду, склонный к похвальбе.
Цветы весной влекут нас не случайно: