Избранные произведения

Теперь не знаю, как спасти себя,

В безумье жалком дни свои губя».

Так плакала бессонными ночами,

Измучив сердце горькими речами,

Дрожала, свежесть ветерка вдохнув, —

Во всем, везде ей чудился Юсуф!

Она в руках сжимала то и дело

Рубашку, что его касалась тела,

Она вдыхала, горечи полна,

Как запах розы — запах полотна.

Она к глазам рубашку прижимала

И воротник, тоскуя, целовала.

«Ты — нить моей судьбы, о воротник,

Ты шею обнимать его привык!»

Как бы пожатьем победив разлуку,

В рукав рубашки продевала руку,

Дышала трепетно и горячо,

Как бы почувствовав его плечо.

Прикладывала полные надежды

Свои глаза к краям его одежды,

Даря свои лобзания поле,

Валялась в унижение на земле.

Венец увидев, что теперь не нужен

Был узнику, — немало слез-жемчужин

Из глаз роняла, как бы говоря.

«Утратил мир прекрасного царя!»

Взглянув на пояс, говорила. «Стану

Ему рабой, к его приникну стану!»

Казалось, как газель, умрет от ран,

На шею повязав его аркан.

Его увидев шелковые платья,

В слезах стремилась к милому в объятья,

Слезами расцветив свою тоску,

Узоры выводила на шелку

Как сладко было ей в живой печали

Облобызать ремни его сандалий!

Ей стать бы этой обуви четой,

Иначе жизнь окажется тщетой!

Его ремнем затягивалась — кожа

Ремня со жгучей раной стала схожа..

Так проводила дни свои она,

В одежду горести облачена.

Теперь всем сердцем поняла унылым,

Как тяжела, черна разлука с милым!

Она раскаивалась, сделав зло,

Но лишь терпенье ей помочь могло.

А как терпеть, коль жизнь она готова

Отдать за прелесть лика молодого?

Когда придет возлюбленной черед,

Вслед за подругой верный друг умрет.

Разлука станет болью исступленной,

Коль близок был с возлюбленной влюбленный,

А для не знавших близости — не столь

Безмерна и ужасна эта боль.

Она, страдая, отреклась от страсти

И заточила собственное счастье.

И что же? Смерть свою звала теперь,

Кричала, билась головой о дверь,

На крышу, как дозор, она взбиралась,

Упасть, разбиться, что ли, собиралась?

Иль в косах цвета ночи, как в петле,

Хотела жизнь окончить на земле?

Невмоготу ей стало жить на свете,

Она искала горький яд в шербете,

Она искала смерти каждый час,

От наслаждений мира отрешась.

Кормилица ей целовала ноги,

Молилась богу в смуте и тревоге,

Желала ей: «Да обретешь ты вновь

Возлюбленного и свою любовь,

Да обретешь в разлуке радость встречи,

Да горе от тебя уйдет далече!

Нельзя же так безумствовать, скорбя!

Очнись и наконец приди в себя!

Из-за тебя сердца друзей в унынье, —

Кто делал то, что делаешь ты ныне?

Я знаю свет, послушай мой совет:

Терпи, терпи, иного средства нет!

Себя в огне безумия не мучай,

Залей водой терпенья пламень жгучий.

Ты, вихрь несчастий встретив на пути,

Соломинкой бессильной не взлети.

Ты стой горой среди пути земного.

Терпенье — счастья вечного основа.

Терпенье, увенчав твои труды,

Тебе надежды принесет плоды.

Терпенье той волшебнице подобно,

Что воду в жемчуг превратить способна.

Терпенье превращает в злак зерно, —

Насытит хлебом путников оно.

Терпение, призвав на помощь время,

В дитя в утробе превращает семя!»

Ища успокоенья, Зулейха

К таким советам не была глуха.

Приняв слова кормилицы на веру,

Терпенья испытать решила меру.

Влюбленный, слух к советам обратив,

Становится на время терпелив,

Но вновь нетерпеливо жаждет встречи,

Едва советчика умолкнут речи.

ЗУЛЕЙХА В РАЗЛУКЕ С ЮСУФОМ ТЕРЯЕТ ТЕРПЕНИЕ

Как только день-Юсуф в тюрьме поник,

От неба-Зулейхи сокрыв свой лик,

Затмилось небо-Зулейха слезами,

Ища Юсуфа черными глазами.

Но так как в слезы просочилась кровь,

То небеса воспламенились вновь,

И сердцем окровавленным казалась

Заря, невольно вызывая жалость:

Кровавая пылала полоса,

Стенаний раздавались голоса...

Для тех, кто любит, день страшнее ночи,

А ночью их тоска еще жесточе.

Их день разлукой черной омрачен,

А ночью мрак теснит со всех сторон.

От жгучей скорби днем черны их лица,

А по ночам дано им с мраком слиться.

От бремени угрюмо разрешись,

Рождает ночь тоску в тревожный час;

Ребенок, вытолкнутый из последа,

Пьет кровь сердец, как отпрыск людоеда!

Как злится ночь, нежданно обретя

Такое кровожадное дитя!

Когда пред Зулейхой, дрожа от гнева,

Явила ночь свое большое чрево,

Для сердца месяц не сиял во тьме,

А тот, кто сердце взял, сидел в тюрьме.

Мрак не развеют ни луна, ни свечи,

Когда нельзя достичь с любимым встречи!

Кровь сердца на ее глазах зажглась,

Она рыдала, не смыкая глаз:

«Дано ль в темнице отдохнуть Юсуфу?

Прислуживает кто-нибудь Юсуфу?

Придет ли ночью кто-нибудь в тюрьму,

Желая ложе постелить ему?

Кто поглядит на юношу с любовью,

Приникнув, как светильник, к изголовью?

Кто сможет с лаской пояс развязать?

Кто сможет сказку на ночь рассказать?

Мой милый стал ли прирученной птицей?

Он свыкся ли с ужасною темницей?

Ужели розоликий стал тусклей

И раскрутились завитки кудрей?

Иль стали желтыми в тюрьме ланиты,

А гиацинты локонов развиты?

А сердце, как цветок, познавший зло,

Увяло иль внезапно расцвело?»

Такой была ее речей унылость,

Покуда стража стражей не сменилась.

Терпенье в ней иссякло, как родник,

А нетерпенья пламень в ней возник.

В ней страсть забушевала молодая,

Сказала мамке, плача и рыдая:

«Пойдем с тобою к узнику вдвоем,