Избранные произведения

«Тоска и сладострастье ты мое,

Единственное счастье ты мое!

Азизом власть дана мне над тобою,

Владею ныне я твоей судьбою.

Я захочу — пошлю тебя в тюрьму,

А захочу — до неба подниму.

Смирись: доколь терпеть твое упорство?

Смирись, покорство лучше непокорства!

Приди ко мне, как самый близкий друг,

Меня избавь от зла, себя — от мук.

Дай счастье мне — воздам тебе сторицей,

Я вознесу тебя над всей столицей.

А не поступишь так, как я хочу, —

Навек тебя в темницу заточу.

Но чем сидеть в темнице, в подземелье,

Не лучше ли со мной сидеть в веселье?»

Юсуф ответил, тяжело вздохнув, —

Ты знаешь сам, что ей сказал Юсуф!

Такой ответ в ней вызвал ярость злобы.

Она велела грубым стражам, чтобы

С него сорвали золотой венец, —

В дерюгу пусть оденется юнец!

И вот железы у него на теле,

В ошейник рабства голову продели,

И вот его погнали на осле,

Как некогда Ису по той земле.

На улицах кричал глашатай резко:

«Отныне каждый раб, который дерзко

Ногою ступит, как злодей и вор,

На господина своего ковер, —

Пройдет в позоре через всю столицу,

Он будет, жалкий, заключен в темницу!»

Но, глядя на красавца, весь народ

В Египте говорил: «Глашатай врет!

Ужели тот, кто так прекрасен с виду,

Мог нанести кому-нибудь обиду?

Он — ангел, а известно издавна.

Над ангелом не властен сатана.

Прекрасно встарь изрек мудрец великий

«Не ведает греха прекрасноликий.

У тех, чей лик прекрасен, хороша,

Еще красивей, чем лицо, душа.

Но хуже мерзкого лица урода

Его душа и вся его природа.

Как чужды мерзким добрые дела,

Чужда красивым грязь греха и зла!»

На всем пути Юсуфа избивали

И бросили в темницу, в дом печали.

В тюрьму пошел он, юностью дыша —

Так входит в тело мертвое душа.

Явил он узникам лицо владыки,

И подняли они в темнице крики.

Его лица увидев благодать,

Они оковы стали разбивать.

Для них кандальный звон стал звоном воли,

Ошейник — ожерельем светлой доли.

Их горе сделалось горой добра,

Пушинкой легкою — скорбей гора.

И впрямь: когда прибудет муж безгрешный,

То станет раем даже ад кромешный,

Когда блеснет его чудесный лик,

То превратится даже печь в цветник.

А Зулейха, когда свершилось дело,

Начальнику тюрьмы сказать велела

«Ты впредь не будь с несчастным слишком строг

Сними ошейник с шеи, цепи — с ног.

Одень его, как юного супруга, —

Прекрасный стан пусть не дерет дерюга!

Венцом богатым узника укрась,

Смой с головы его несчастий грязь.

Ты отведи ему покой особый,

Держи его вдали от вашей злобы.

Светильник ты внеси в его покой,

Пролей на стены мускус дорогой,

Покрой парчою пол, как у вельможи,

Из бархата и шелка сделай ложе».

Но в том покое узник распростер

Пред господом смирения ковер.

Юсуф мирскую позабыл тревогу

И, как всегда, молиться начал богу

Когда мужчина видит божий дар

В том, что избавился от женских чар,

То никакой беды он не страшится-

Над ним простерта господа десница.

А если и страшит его беда,

Он ждет, как счастья, божьего суда!

ЗУЛЕЙХА РАСКАИВАЕТСЯ В ТОМ. ЧТО ОТПРАВИЛА ЮСУФА В ТЕМНИЦУ

Как в нашем древнем голубом чертоге

Несведущ человек, умом убогий!

Увы, не видит блага своего

Неблагодарнейшее существо!

Не ценит благ, пока их не утратит,

И дорого потом за это платит!

Любовью пламенной пресытясь вдруг,

Легко с подругой расстается друг,

Но терпит он неслыханные муки

И тает как свеча в огне разлуки.

Когда Юсуф, как луч, в тюрьму проник,

То в ней расцвел для узников цветник.

Для Зулейхи ее дворец был садом,

Пока Юсуф с ней находился рядом,

А без него, без пальмы молодой,

Ее дворец стал для нее тюрьмой.

И в той тюрьме из-за разлуки вскоре

Стократ сильней влюбленной стало горе.

Печален для влюбленных тот приют,

Где призраки былой любви живут

Без розы разве есть в саду отрада?

Одни колючки на дорожках сада!

К чему колючки? Чтоб еще больней

Тоска тебя пронзила, соловей!

Увидев сад без розы, словно завязь

Она зажглась, от горя окровавясь.

Тоске души влюбленной не дивись:

Как перышко, душа взлетает ввысь!

Влюбленная, чтоб легче стало сердцу,

Пред гостьей-счастьем открывает дверцу.

Царапая свой лик, его звала,

Пылая, волосы свои рвала,

А лик и кудри — не душа ль влюбленной,

Разлукой и тоской испепеленной?

В литавры битвы стала бить она:

Разлуке, мол, объявлена война,

Но, войско красоты возглавив смело,

Всё ж в битве пораженье потерпела...

Не высыхали слезы на глазах,

А голову ее осыпал прах.

Из слез и праха вышло столько глины

Для сердца, превращенного в руины!

Но сердце, что разрушила любовь,

Не восстановишь этой глиной вновь.

В рубины губ она вонзала зубы,

Терзала сердоликовые губы, —

Иль кровь из сердца просочилась вдруг,

И охватил страдалицу испуг?

Где были розы — лилии отныне:

Так щеки от ударов стали сини.

Известно всем: цвет счастья — красный цвет,

А кто скорбит, тот в синее одет.

Смотри: черты ее лица — скрижали,

Там письмена кровавые пылали!

Твердила: «Кто, как я, тоской объят?

Кому, как мне, достался жгучий яд?

Сама себе я выколола очи,

Сама себя столкнула в пропасть ночи,

Сама низвергла на себя топор, —

Кто из людей мне равен с этих пор?

Сама несчастья подняла я ношу,

Умру, а наземь груза я не сброшу!

Увы, душа моя была в огне,

Когда красавца привели ко мне,

Перехитрить судьбу мне надлежало,

Но за полу его не удержала!