Избранные произведения

Над ним простерла птица два крыла,

Гнездо на голове его свила.

В его кудрях, венчавших лба величье,

Как жемчуг, засверкали яйца птичьи,

И вылупились птенчики, и ввысь

Они с любовной песней поднялись.

Кто знает, сколько дней над ним промчалось?

Лайли домой пустыней возвращалась.

Вовеки не забудется тот час!

Она сошла с верблюдицы тотчас.

Когда, утомлены дорогой трудной,

На отдых все легли в степи безлюдной,

Она, сияя, поднялась в шатре,

В полдневный час подобная заре,

Обула иоги, покидая ложе,

В сапожки из пахучей козьей кожи.

Затем в небесно-голубой атлас

И в йеменские ленты облеклась,

Украсила себя, как древо рая,

Собой предмет всех помыслов являя.

Как куропатка горная мила,

Подобна пальме стройной, подошла

К Маджнуну, что стоял оцепенелый,

Давно покинув разума пределы.

В любовь он погрузил всё существо,

Не видел и не слышал ничего.

Окликнула его чуть слышно, нежно,

Но он молчал — сурово, безнадежно.

Воскликнула: «О верности звезда,

Ты верность исповедуешь всегда,

Взгляни на ту — я так тебя жалею, —

Кто сделал верность верою своею!»

Сказал он строго: «Кто ты? Мой покой

Зачем тревожишь ты в степи глухой?»

Она сказала: «Я твое стремленье,

И озарение, и ослепленье.

Я та, которой очарован ты,

Я та, которой крепко скован ты!»

Сказал. «Ступай. Моя любовь, пылая,

Сожжет весь мир от края и до края.

Сгорел твой внешний облик в том огне,

Всё внешнее отныне чуждо мне.

Когда мой челн познал любви бездонность,

Что для меня обычная влюбленность?

Влюбленного сперва влекут черты

Не внутренней, а внешней красоты,

И гибнет он, измученный, во власти

Пылающей, неутоленной страсти.

Что мир необозримый для него?

Весь мир — в одной любимой для него!

Но, истинной любви познав законы,

Над страстью возвышается влюбленный.

Он — в Черном море, где его ладья

Уж не страшится бурь небытия.

Любовью стало то, что было страстью,

И целым стало то, что было частью.

Он отмечает двойственность четы,

Не делит он двоих на «я» и «ты»,

И то, что было некогда двоично,

И противоречиво, и различно, —

В извечную любовь претворено,

И двое сочетаются в одно».

Лайли такой не ожидала встречи,

И ранили ей сердце эти речи.

Услышав, что безумец говорит,

В отчаянье заплакала навзрыд:

«Из-за меня упал он в бездну страсти,

Из-за любви ко мне — его несчастье.

Покинув упования чертог,

Он погрузился в бедствия поток.

Мы никогда теперь не будем вместе,

Мы друг о друге не услышим вести.

Он стал, безумный, пленником скорбей,

И капли не вкусив любви моей».

Она пошла к шатру в слезах, в печали,

Смятением ее слова звучали:

«Зачем источник бытия живой

Нас не поит водою питьевой?

Нас подавляет небосвод неправый,

Из чаши мира нас поит отравой.

Мы были двое, чья любовь светла,

Мы были двое, далеки от зла.

Кипела влага счастья в нашей чаше,

Свод неба исполнял желанья наши.

Но были мы судьбою сбиты с ног,

Ия — одна, и милый одинок.

И низости, и бессердечия руки

Разъединили нас мечом разлуки.

Он, близок к смерти, от меня далек,

Я без него — как тонкий волосок.

Его жилье — небытия долина,

А жизнь моя — уныла и пустынна.

Страдает он, раздавлен, — без меня.

Лежит он, окровавлен, — без меня.

Я без него — лишь смерти ожиданье,

Я без него — бесплотное мечтанье.

Надеяться я больше не должна:

С любимым я навек разлучена.

Пусть никого не обжигает боле

Ожог такой неисцелимой боли!»

Рыдая, села в паланкин Лайли:

Пора откочевать из той земли!

Покинул Кайс урочище глухое,

Пошел искать прибежище другое:

Он ждал Лайли, вздымая бремя бед,

Теперь ушел, исполнив свой обет,

Чтобы любить еще самозабвенней

В сообществе онагров и оленей.

НЕКИЙ БЕДУИН УЗНАЕТ О СОСТОЯНИИ МАДЖНУНА, НАВЕЩАЕТ ЕГО, ПРОВОДИТ С НИМ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ И ЗАУЧИВАЕТ НАИЗУСТЬ ЕГО СТИХИ

Вожатый каравана этих строк

Так кличет посреди земных дорог:

Жил бедуин, понравился бы сразу

Он самому придирчивому глазу.

Утонченных речений чародей,

Он чистотою восхищал людей.

Когда он пел, вблизи и в отдаленье

Все знатоки пылали в исступленье.

Узнал он, что Маджнун скорбит в глуши,

Что все его газели хороши.

Поводья чувств его схватила повесть

О юноше. В дорогу приготовясь,

Помчался на верблюдице вперед,

Туда, где обитал Маджнуна род.

Ему сказали: «Нет его в помине,

Он дружит лишь с животными пустыни,

Он человеческий покинул род,

Как дикий зверь он по земле бредет».

Услышал это бедуин с тревогой

И на верблюдице проворноногой,

Как быстрый вихрь, навстречу всем ветрам,

Помчался по долинам и горам.

И что же пред его возникло взглядом?

Маджнун — пастух — стоит с газельим стадом

Стоит недвижно, взоры вдаль вперив, —

От прочих букв отторгнутый алиф.

Пучками трав он спереди и сзади

Прикрыл срамные части, стоя в стаде,

Он густотою черною волос,

Как дикий зверь, до пояса оброс,

И, словно тонкий волосок, чернело

Худое, обессиленное тело.

Приветствовал Маджнуна бедуин,

Но, сына увидав степных равнин,

В испуге на пришельца посмотрели

И в сторону шарахнулись газели.

Кайс поднял камень, чтоб в него швырнуть,

Вскричал, непримирим: «На этот путь

Зачем ступил ты? Здесь, в долине бедствий,

Пусты и не нужны слова приветствий.

Друзья сошлись, мне преданность храня.

Зачем ты отпугнул их от меня?