Давно ль ты охранял покой Лайли?
Пускай судьбою ныне ты обижен,
Лишен сей чести, в звании унижен,
Я ниже пал, твоих достоин слез
Твой хвост — ошейник мой, я есмь твой пес!
Давай с тобою участь мы разделим,
Ошейник твой мне станет ожерельем,
Надев ошейник верности Лайли,
У ног твоих коснусь лицом земли-
К ее шатру те приближались ноги,
Или бежали по ее дороге,
Или ступали вкруг ее шатра,
Всю ночь не отдыхая до утра.
На госпожу смотрели дорогую
Твои глаза, и я их поцелую.
С ее дороги ветер поднял прах
И сделал прах сурьмой в твоих глазах.
Твой хвост — кольцо у милого порога —
Оправлю в жемчуг слез, а их так много!
К тавру, что выжгли на твоем бедре, —
Знак верности читаю в том тавре, —
Я сердце приложу какое счастье —
Ожог тавра ожечь ожогом страсти!
Короче: весь ты, сутью всей — как весть
О милой, чья судьба — сиять и цвесть.
Когда вода в ручей вернется снова,
Когда воспрянешь у шатра родного,
Когда получишь доступ к тем дверям,
К ее высокой милости дарам,
На прахе заповедной той округи
Следы увидишь ног моей подруги, —
Ты поцелуй тот прах и тот порог:
То я следы целую легких ног!
Когда в шатре подруги будут гости
И ты из рук ее получишь кости,
То помни, верен щедрому шатру
Я — сотрапезник на твоем пиру!
Когда порог моей любви безгрешной
Ты будешь охранять во тьме кромешной,
Ты помни, что и я в дали глухой
Не сплю, храня возлюбленной покой.
Когда заговорят весною грозы
И на шатре подруги вспыхнут слезы, —
Чтоб сжалилась она, начни рассказ
Про слезы из моих бессонных глаз.
Когда, не зная сна, подруга выйдет
В вечерний час, луну в степи увидит,
Отрадный сон ты на нее навей,
Ей передав слова любви моей-
„Губительница львов оцепенелых!
О ты, чей меч окрашен кровью смелых!
Доколе, обезумев от любви,
В скитаньях буду дни влачить свои?
Вдали от милой и моих стремлений
Я другом стал онагров и оленей.
Я, жалкое игралище судеб,
В пыли разъединения ослеп.
Сегодня, обескровленный любовью,
Я к твоему приблизился становью.
Боюсь, еще на шаг ступлю вперед —
Отчаянье мне сердце разорвет.
Едва одна разрушится преграда,
Уже сто новых одолеть мне надо.
Надежды льва как будто бы сбылись,
Но льва подстерегает хитрый лис, —
Его, идущего к тебе в тревоге,
Погубит лис коварный, хромоногий.
Меня, страдальца, воодушеви —
Как лев я буду на путях любви.
Отвагу льва я проявлю повсюду
И на твое ристалище прибуду,
Добычу, возвещенную судьбой,
Найду в соединении с тобой.
А если не достигну этой цели,
То смерти я боялся ли доселе?
Ты — от меня, я — от тебя, вдвоем,
Когда умру, свободу обретем».
МАДЖНУН НАДЕВАЕТ БАРАНЬЮ ШКУРУ И ПРИХОДИТ К ШАТРУ ЛАЯЛИ ВМЕСТЕ С ЕЕ СТАДОМ
Так извлекает мастер остроглазый
Ядро из скорлупы сего рассказа:
Тот, кто, избрав духовную тропу,
Познал любви ядро и скорлупу,
Измучился от боли нестерпимой,
Когда достиг становища любимой.
Идти к Лайли? На это есть запрет.
Страдать вдали? Но силы воли нет!
Чем ближе был к любимой одержимый,
Тем исступленней жаждал он любимой.
В смятении блуждал он в том краю,
Не зная, чем утишить боль свою.
У всех, кто видеть мог его мытарства,
От ран сердечных он просил лекарства,
Кого бы ни встречал на том пути,
Себе на помощь он просил прийти.
Однажды он в степи увидел стадо,
И родилась в его груди отрада.
Был запах амбры в поднятой пыли:
Владели стадом родичи Лайли.
Лик пастуха сиял нездешним светом-
Как бы Лайли жила в сиянье этом.
Сказал Маджнун: «Из шерсти твой палас, —
Не в нем ли благодать Мусы зажглась?
Взойдешь на холм — и станет холм Синаем,
А сам Синай тобою озаряем.
Твой посох эту землю осенил,
Его страшится сфер небесных Нил.
Куда бы ни попал твой посох ярый,
На хищников обрушит он удары,
Он только с виду посох, ибо он
Для недругов — губительный дракон.
Твоя праща на поле каменистом
Внушает страх зверью тревожным свистом.
Когда раскручиваешь ты пращу,
Решая: «Камень в хищника пущу», —
Дрожит свирепый волк, разбойник старый,
Бежит в испуге от твоей отары.
А если камень из пращи метнешь
Во Льва зодиакального, то дрожь
Почувствует сей Лев и трепет страшный
И в страхе бросится с небесной башни.
Ты всех поишь из чаши молоком,
Заботишься о здравии людском.
Спешит сей мир — с зарею ли, с закатом —
Дать молоко ягнятам и козлятам,
И только мне, чья жажда глубока,
Ни капли не дает он молока.
Не будь, как этот мир, жесток, прошу я,
Дай молока один глоток, прошу я!
Прошу такого молока, пастух,
Чтобы не плоть усилилась, а дух.
То есть прошу любви, великодушия,
О, сжалься надо мной, душа пастушья,
Ты помоги мне ласки молоком,
К Лайли меня ты отведи тайком,
Чтоб, сидя в тихом уголке, незримый,
Я мог увидеть красоту любимой.
Ты на меня надень ошейник пса,
Чтоб воссияла мне ее краса.
Как пес, улягусь, может быть, на лапах,
Ее порога обоняя запах.
А нет — я облачусь в иной наряд:
Она — пастух, бараном стать я рад!
С душой разбитой, я лишен и тела.
О, где та плоть, чтоб остов мой одела!
Да принесет мне счастье этот день:
Баранью шкуру на меня надень.
Да спутниками будут мне бараны:
Войду в приют заветный и желанный.
Как только мы достигнем той земли,
На стадо бросит беглый взгляд Лайли,
И окажусь я тоже в этом взгляде,
И на нее взгляну, сокрытый в стаде».