Избранные произведения. Том III

Поскольку произведения литературы и искусства предназначаются для рабочих, крестьян, солдат, а также их кадров, возникает необходимость хорошо узнать и понять этих людей. А для того чтобы хорошо узнать и понять их, для того чтобы изучить и понять людей и дела в партийных органах и органах власти, в деревне, на фабриках и заводах, в 8-й армии и Новом 4-м корпусе, необходимо проделать очень большую работу. Наши работники литературы и искусства должны, конечно, заниматься художественным творчеством, но эта задача — хорошо узнать и понять людей — должна стоять у них на первом месте. Как обстояло дело в этом смысле у наших работников литературы и искусства до сих пор? Я бы сказал, что их характеризовало незнание, непонимание, что они были подобны тому «герою, которому негде показать свою доблесть». Что имеется в виду под «незнанием»? Незнание людей. Работники литературы и искусства не знают хорошо, а иногда имеют прямо-таки очень смутное представление о тех, кого они изображают, для кого создают свои произведения. Наши работники литературы и искусства не знают ни рабочих, ни крестьян, ни солдат, ни их кадровых работников. Что имеется в виду под «непониманием»? Непонимание языка народа. Иначе говоря, они не знают как следует богатого и живого языка народных масс. Оторвавшись от масс и живя пустой, бессодержательной жизнью, многие работники литературы и искусства, разумеется, не знают как следует народного языка, а поэтому не только пишут свои произведения бесцветным языком, но и часто вводят в них придуманные ими самими мудреные слова и выражения, резко отличные от языка народа. Многие товарищи любят говорить о «слиянии с массами». Но что это означает? Это означает, что мысли и чувства наших работников литературы и искусства должны слиться воедино с мыслями и чувствами широких масс рабочих, крестьян, солдат. А для этого необходимо как следует учиться языку масс. Ведь если тебе даже в языке масс многое непонятно, то о каком уж тут художественном творчестве может идти речь? Говоря о том, что они подобны тому «герою, которому негде показать свою доблесть», я имею в виду, что массы не приходят в восторг от преподносимого им набора «высоких идей». Чем больше ты кичишься перед массами своим стажем, чем больше воображаешь себя «героем», чем больше стараешься сбыть массам этот свой товар, тем меньше находишь охотников на него среди масс. Если хочешь, чтобы массы тебя понимали, если хочешь слиться с ними воедино, ты должен найти в себе решимость пройти долгий, даже мучительный процесс перековки. Здесь я могу поделиться своим личным опытом, рассказать, как изменилась моя собственная психология. В свое время я учился в школе. Там у меня выработалась интеллигентская привычка: мне казалось унизительным выполнять даже самую незначительную физическую работу на глазах у других учащихся-белоручек, хотя бы, например, нести свои собственные вещи. В то время я считал, что чистоплотнее всех на свете интеллигенты, а рабочие и крестьяне — люди погрязнее. Я мог надеть чужое платье, если оно принадлежало интеллигенту: с моей точки зрения, оно было чистым. Но я не согласился бы надеть платье рабочего или крестьянина, считая его грязным. Став революционером, я оказался в одних рядах с рабочими, крестьянами и бойцами революционной армии. Постепенно я хорошо узнал их, а они узнали меня. Тогда и только тогда я окончательно избавился от буржуазной и мелкобуржуазной психологии, привитой мне буржуазной школой. И именно тогда, сравнивая неперевоспитавшихся интеллигентов с рабочими и крестьянами, я понял, что эти интеллигенты нечистоплотны, что рабочие и крестьяне чище всех. Пусть руки у них черны, а ноги в коровьем навозе — все равно они чище буржуазных и мелкобуржуазных интеллигентов. Вот это и означает изменение психологии, переход от одного класса к другому. Наши работники литературы и искусства, вышедшие из интеллигенции, должны перековаться, перестроиться идеологически и психологически, если они хотят, чтобы их произведения получили признание масс. Без такой перековки, без такой перестройки ничего путного у них не получится, дело на лад у них не пойдет.