Он умирал, Удаи Чанд,Во дворце на кругом холме.Всю ночь был слышен гонга звон.Всю ночь из дома царских женДолетал приглушенный, протяжный стон,Пропадая в окрестной тьме.Сменяясь, вассалы несли караулПод сводами царских палат,И бледной светильни огонь озарялУльварскую саблю, тонкский кинжал,И пламенем вспыхивал светлый металлМарварских нагрудных лат.Всю ночь под навесом на крыше дворцаЛежал он, удушьем томим.Не видел он женских заплаканных лиц,Не видел опущенных черных ресницПрекраснейшей Бунди, царицы цариц,Готовой в могилу за ним.Он умер, и факелов траурный свет,Как ранняя в небе заря,С башен дворца по земле пробежал —От речных берегов до нависших скал.И женщинам плакать никто не мешалО том, что не стало царя.Склонившийся жрец завязал ему рот.И вдруг в тишине ночнойПослышался голос царицы: — Умрем,Как матери наши, одеты огнем,На свадебном ложе, бок о бок с царем.В огонь, мои сестры, за мной!Уж тронули нежные руки засовДворцовых дверей резных.Уж вышли царицы из первых ворот.Но там, где на улицу был поворот,Вторые ворота закрылись, — и вотМятеж в голубятне затих.И вдруг мы услышали смех со стеныПри свете встающего дня:— Э-гей! Что-то стало невесело тут!Пора мне покинуть унылый приют,Коль дом погибает, все крысы бегут.На волю пустите меня!Меня не узнали вы? Я — Азизун.Я царской плясуньей была.Покойник любил меня больше жены,Но вдовы его не простят мне вины!.. —Тут девушка прыгнула вниз со стены.Ей стража дорогу дала.Все знали, что царь больше жизни любилПлясунью веселую с гор,Молился ее плосконосым божкам,Дивился ее прихотливым прыжкамИ всех подчинил ее тонким рукам —И царскую стражу, и двор.Царя отнесли в усыпальню царей,Где таятся под кровлей гробницДрагоценный ковер и резной истукан.Вот павлин золотой, хоровод обезьян,Вот лежит перед входом клыкастый кабан,Охраняя останки цариц.Глашатай усопшего титул прочел,А мы огонь развели.«Гряди на прощальный огненный пир,О царь, даровавший народу мир,Властитель Люни и Джейсульмир,Царь джунглей и всей земли!»Всю ночь полыхал погребальный костер.И было светло как днем.Деревья ветвями шуршали, горя.И вдруг из часовни одной, с пустыря,Женщина бросилась к ложу царя,Объятому бурным огнем.В то время придворный на страже стоялНа улице тихих гробниц.Царя не однажды прикрыл он собой.Ходил он с царем на охоту и в бой,И был это воин почтенный, седой И родич царицы цариц.Он женщину видел при свете костра,Но мало он думал в ту ночь,Чего она ищет, скитаясь во мглеПо этой кладбищенской скорбной земле,Подходит к огню по горячей золеИ снова отходит прочь.Но вот он сказал ей: — Плясунья, снимиС лица этот скромный покров.Царю ты любовницей дерзкой была,Он шел за тобою, куда ты звала,Но горестный пепел его и золаНа твой не откликнутся зов!— Я знаю, — плясунья сказала в ответ, —От вас я прощенья не жду.Творила я очень дурные дела,Но пусть меня пламя очистит от зла,Чтоб в небе я царской невестой была.Другие пусть воют в аду!Но страшно, так страшно дыханье огня,И я не решусь никогда!О воин, прости мою дерзкую речь:Коль ты запятнать не боишься свой меч,Ты голову мне согласишься отсечь?И воин ответил: — Да.По тонкому, длинному жалу мечаСтруилась полоскою кровь,А воин подумал: «Царица-сестраС почившим супругом не делит костра,А та, что блудницей считалась вчера,С ним делит и смерть и любовь!»Ворочались бревна в палящем огне,Кипела от жара смола.Свистел и порхал по ветвям огонекГолубой, как стального кинжала клинок.Но не знал он, чье тело, чье сердце он жегЭто Бунди-царица была.