Избранные труды

Точно так же утверждения В. Эфроимсона, будто развитие человечества естественно вело к появлению генов моногамии, к прочным семейным инстинктам, к однолюбию, не соответствует ни историческим фактам, ни современному положению вещей. Автор считает, что, «по-видимому, в условиях частого голода, холода, нападения хищников и врагов женщина и мужчина, часто менявшие партнеров, разрушавшие свою семью, значительно реже доводили своих детей до половой зрелости и реже передавали свои гены потомству, чем мужчины и женщины с прочным влечением друг к другу, с прочными семейными инстинктами» (стр. 203). Но ведь большая часть истории человечества не знала и не знает ни моногамной семьи, ни запрещенного кровосмесительства, а для охраны потомства от диких зверей и врагов нужны были силы не моногамной семьи, а всего племени. Семья кровного родства, по взглядам Л. Г. Моргана и Ф. Энгельса, построена таким образом, что между представителями различных поколений половое сношение запрещено, но внутри одного и того же поколения оно существует без различия кровной близости, так что все братья родные и боковые без ограничения вместе сожительствуют со своими сестрами (см. Г. Кунов. О происхождении брака и семьи. М. 1923, стр. 21–22). В семье пуналуа, хотя половые отношения между некоторыми степенями родства социально запрещены, они коллективны и имеет место групповой брак. Изучение первобытной истории «показывает нам состояние, при котором мужья живут в многоженстве, а их жены одновременно – в многомужестве…» (Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 36). Ни при синдасмической семье, ни при патриархальной семье нет моногамии[1191]. Формальная стойкость брака в капиталистических странах, имевшая место ранее, не соответствовала и тогда фактической стойкости брака, так как он сопровождался внебрачными связями, обычно случайными и кратковременными. Вряд ли сейчас для современного общества можно серьезно говорить о реальном моногамном браке. Те, кто знаком с положением вещей в этом отношении у верхушки современного капиталистического общества, у хиппи, кто знает о развитии проституции и т. д., тот вряд ли будет утверждать, что позиции моногамии и однолюбия становятся более крепкими. Эмоции моногамной любви на всю жизнь не кажутся мне противоестественными (см. стр. 204), но имеют они место лишь у очень небольшого количества людей, а вот утверждение, что «тех, кто эти эмоции не способен был испытывать, естественный отбор отметал достаточно беспощадно, разумеется, не потому, что они сами гибли, а потому, что оставляли мало потомства, не оставляли его вовсе или оставляли потомство, зараженное внутриутробно либо в ходе родов» (стр. 204), вызывает серьезные возражения. Веками существовало и во многих местах существует и сейчас многоженство, в семьях с большим количеством жен (в том числе и семьях гаремных) вопреки мнению В. Эфроимсона потомство было многочисленным. Автор полагает, что «чадолюбивый крестьянин оставлял обычно больше детей, чем ловеласы, донжуаны, мессалины и Клеопатры» (стр. 204). Ничего не могу сказать об упомянутых лицах, сколько они оставили детей – не знаю, но гаремы и сейчас сохраняются в Турции, Иране, Афганистане, Северо-Западной Индии и в некоторых других странах и детей там совсем немало.

Противопоставление «комплексу Эдипа» Фрейда утверждения о генетическом запрете кровосмесительства столь же необоснованно, как и теория Фрейда. Запрет кровосмесительства возник после выявления его биологической вредности, но сам он человеку генетически не присущ. Об Индии С. А. Данге пишет: «Как и все первобытные люди, арии долгое время не замечали, к каким последствиям приводит промискуитет (беспорядочные половые сношения. – М. Ш.) или кровосмесительство… он еще не понимал нежелательности брачных отношений между сыном и матерью, между отцом и дочерью или между братом и сестрой. Поэтому такие отношения, считающиеся в настоящее время преступным кровосмесительством, не запрещались» (С. А. Данге. Индия от первобытного коммунизма до разложения рабовладельческого строя. М. 1950, стр. 89).