Избранные труды

Отсутствие моногамии на протяжении большей части истории человечества и наличие группового брака подтверждается многими авторами в различных частях земли. Так, Л. Я. Штернберг писал о гиляках на Сахалине: «Все лица, связанные между собою званием an כej и pu (муж и жена), действительно имеют супружеские права друг на друга, т. е. не только имеют право вступать между собою в регулярные браки или иметь половое сношение до вступления в регулярный брак, но сохраняют права на половое общение и тогда, когда лица этих категорий состоят уже в индивидуальном браке» (Л. Я. Штернберг. Семья и род у народов Северо-Восточной Азии, стр. 25). В Индии, по материалам С. А. Данге, «отношения самкальпы (исторически первая общественная форма половых сношений в Индии. – М. Ш.) – это совершенно беспорядочные отношения промискуитета, регулируемые лишь простым желанием сторон вступить в эти отношения, не имеющие никаких общественных или индивидуальных ограничений». При следующей форме брака в Индии – самспарша – существует групповой брак, и только в наиболее поздних стадиях развития появляется парная семья (майтхуна и дванда; С. А. Данге. Там же, стр. 88).

«Дети, лишенные одного из родителей, – пишет В. Эфроимсон, – имели мало шансов дожить до самостоятельности» (стр. 205), но ведь сотни тысяч лет дети даже не знали своих отцов, а отцы своих детей, эпоха матриархата закончилась сравнительно недавно, а человечество выжило, значит, выжили и дети.

В. Эфроимсон, пытаясь генетически объяснить существование морально положительных, с его точки зрения, человеческих свойств (альтруизм, запрет кровосмесительства, моногамия и т. д.), также генетически объясняет и такое отрицательное явление, как преступность.

Автор исходит из того, что «…одними социальными факторами всю преступность полностью не объяснить» (стр. 207). Необходимо, однако, внести ясность в этот вопрос. Там, где общественно опасные действия личности вызваны биологическими факторами, там нет ни преступления, ни наказания. Ведь ни гены, ни хромосомы наказанием ни исправить, ни устранить нельзя, а значит, наказание не имеет в этих случаях никакого смысла. Там, где общественно опасное действие вызвано биологическими факторами, там к человеку применяется не наказание, а меры медицинского характера (статьи 58–62 УК РСФСР). Убийство, поджог, кража могут быть совершены маньяком, шизофреником и т. д., но их действия тогда социально не детерминированы и здесь нет преступности как социального явления.

Когда преступление совершается человеком здоровым, оно, конечно, тоже связано с личностью преступника, но причиной его являются не биологические, а социальные факторы. Рассматривая вопрос о том, какую роль в подлинной хронической рецидивирующей преступности играют биологические и генетические факторы, мы ясно видим, как в разных социальных условиях резко изменяется характер этой преступности и как явно социальные условия влияют на ее существо. Достаточно сравнить структуру преступности, скажем, в США и в СССР, чтобы увидеть, какие же в действительности факторы влияют на это явление.

Социолог и криминолог могут и должны поставить и разрешить вопрос о том, подтверждается ли существование «генов преступности» криминологическими и социологическими материалами. На этот вопрос социолог-марксист может ответить только отрицательно. Отрицательно прежде всего потому, что на протяжении человеческой истории с момента возникновения понятия о преступлении никогда не было единого понятия преступления. Не существует «естественных преступлений».

Константин Симонов в июне 1942 года писал:

…Убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал…
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!

А мораль и право воспринимали этот призыв не как подстрекательство к убийству, а как глубокое проявление патриотизма.

Даже те деяния, которые, кажется, всегда находились под общим запретом права и морали, были таковыми не во все времена и не у всех народов. Конкистадоры – с нашей точки зрения, грабители и бандиты, уничтожившие в Южной Америке население ряда стран, – были героями средневековой Испании. Инквизиторы, с нашей точки зрения, – садисты, но для католиков Средних веков они были верными сынами церкви. Убийцы Варфоломеевской ночи, эсэсовцы в своей среде были героями, увешанными орденами и знаками отличия.

Какие же гены они передавали своим детям – гены преступности или героизма, и кто же были преступники: «неверные» индейцы, которых во славу католического бога травили собаками, гугеноты, мормоны и евреи, которых во славу того же бога жгли на кострах и убивали, или их убийцы?