Избранные труды

В инквизиционном процессе, распространенном в средневековье, процессуальный закон и мораль того времени допускали в качестве средства получения показаний от подозреваемого, признания его виновности применение пытки. Уголовное уложение «Каролина», которым германский император Карл V «осчастливил» своих подданных, содержало среди других следующее правило: «По усмотрению благонамеренного и разумного судьи допрос под пыткой должен производиться в соответствии с характером улик и состоянием допрашиваемого лица: более или менее продолжительно, сурово или мягко». Мягкая пытка – звучит? В случаях же, когда уголовное судопроизводство осуществлялось относительно «несомненных и явных преступлений», уложение обязывало судью подвергнуть непризнающегося обвиняемого «особо суровому допросу под пыткой, дабы с наименьшими издержками достичь приговора и исполнения наказания».

Таким образом, применение пытки как способ достижения истины соответствовало первому условию: оно осуществлялось в рамках действовавшего тогда уголовно-процессуального закона; оно соответствовало феодальной морали и, следовательно, в то время отвечало и второму условию. Однако во все времена это был способ, который приводил к ложным результатам: человек под пыткой мог сознаться и в том, чего он не совершал. Поэтому в наше время не только пытка, но и всякое физическое воздействие как способ получения показаний недопустимы и потому, что оно запрещено советским законом, и потому, что оно противоречит нормам коммунистической морали, и потому, что не обеспечивает истинности полученных результатов.

Однако вернемся к следственной хитрости. Для этого проанализируем еще одну ситуацию. В обыденном сознании распространено представление о том, что глаза убитого сохраняют в течение некоторого времени образ убийцы и он может быть зафиксирован в процессе расследования. Как следствие такого представления в судебной практике встречаются изредка случаи изуродования убийцей глаз убитого. При сегодняшнем состоянии науки и техники фиксация последнего прижизненного образа, имевшая бы значение доказательства, невозможна, хотя в специальной литературе и попадались отчеты об экспериментах в этом направлении. Известно, например, что удалось зафиксировать на сетчатке глаза кролика последний прижизненный образ, носивший очень контрастный характер: переплет оконной рамы при направлении взгляда из комнаты на солнце.

Вместе с тем стало уже следственным фольклором описание следующего случая. Следователь, убежденный в виновности непризнающегося подозреваемого, изготовил фотомонтаж: отражение лица подозреваемого на сетчатке глаза убитого и предъявил его при допросе. Подозреваемый признался в убийстве.

Хитрость? Да. Привела к результату? Да! Допустима?

Нет.

Прием этот неприемлем, прежде всего, по моральным соображениям: безнравственно эксплуатировать невежество процессуального партнера, даже если это партнерство носит характер соперничества, единоборства.

Описанный прием не может быть использован вот еще по какой причине. Своими действиями следователь создает ситуацию, воспринимаемую его процессуальным партнером как указывающую на его виновность вне зависимости от действительного положения вещей. Подозреваемый видит свое отображение на сетчатке глаза убитого независимо от того, убивал он или не убивал. Вследствие этого возникает опасность судебной ошибки. При такой возможности следственная хитрость недопустима.

Второе условие допустимости тактической хитрости – это соответствие поведения следователя нормам коммунистической морали. И здесь прежде всего встают вопросы самого общего плана: а нравственно ли вообще следователю хитрить, не подрывает ли он тем самым авторитет власти, не ставит ли себя на одну доску с преступником?

По-видимому, утвердительным ответом на эти вопросы и объясняется столь категорично сформулированная позиция М. С. Строговича, о которой мы уже говорили.

Меня тоже заботит нравственный авторитет сотрудника органов внутренних дел. Более четверти века я исследую эти проблемы. И, думается мне, рассуждения о них надо начинать с главного: в основе коммунистической нравственности лежит борьба за укрепление и завершение коммунизма. Прежде чем оценивать любую, в том числе и правоохранительную, деятельность с позиций, не нарушает ли она тех или иных нравственных запретов, надо убедиться в том, что она служит достижению нравственной цели, вообще служит для достижения поставленной цели.

Дело в том, что безупречная во всех отношениях деятельность следователя безнравственна, если в ее результате не раскрываются преступления и преступники оказываются безнаказанными. Значит, все-таки: цель оправдывает средства?