И тогда следователь предпринял следующее. Он принес банку к себе в кабинет, поставил ее на сейф и прикрыл газетой так, чтобы создавалось впечатление, что банка вначале была закрыта полностью, но затем газета частично сползла и обнажила примету, идивидуализировавшую сосуд. Дело в том, что на жестяном боку банки толстыми рваными полосами красной масляной краски была начертана цифра 7. Затем следователь поставил стул для допрашиваемого таким образом, чтобы тот банку все время видел, и вызвал Устовича. Читатель помнит: тот при обыске не присутствовал и результатов его не знает.
Не обращая внимания на настороженные взгляды, которые бросал Устович на кроваво-красную семерку, следователь в течение полутора часов допрашивал его по поводу трех оказавшихся в излишках на складе – помните? – мешков сахара и лишь в самом конце допроса оглянулся, увидел полуобнажившуюся банку и тогда небрежно спросил:
– Ну хорошо… А какао сколько вывезли?
Устович с некоторым облегчением, даже уже в открытую взглянул на стоящую на сейфе банку, прикинул что-то в уме и мрачно буркнул:
– Ничего я не вывозил. Это жена по случаю купила чуть не задарма килограмм восемь какао.
Ложь. Но… как говорил французский писатель А. Камю, ложь, изреченная, в конечном счете приводит к правде.
Следователь записал ответ в протокол допроса и дал подписать Устовичу Жена Устовича, которая в отличие от супруга знала о результатах обыска, будучи вызванной на допрос, конечно же, отрицала такую покупку и очень убедительно показала всю глупость предположения, что она решила бы купить сразу же восемь килограммов какао. Следователь записал в протокол все ее показания. Остальное было, как принято говорить, делом техники[217]
.Итак, Устович дал показания о наличии у него в доме большого количества какао порошка только потому, что был уверен: на сейфе у следователя стоит изъятая при обыске банка с похищенным какао – не стали бы ведь сотрудники милиции подбирать и тащить через весь город пустую жестянку. Раз банка здесь, значит, жена не успела избавиться от похищенного. А коли так, то не следует отрицать очевидного (наличие продукта в доме), а следует придумать объяснение, свидетельствующее о непреступном происхождении этого продукта[218]
.Допрашиваемый сам пришел к таким выводам, однако произошло это вследствие примененной следователем тактической хитрости.
Ввел следователь допрашиваемого в заблуждение?
В известном смысле – да.
Солгал ли он для этого? Ни в коем случае! Перед глазами читателя прошла вся внутренняя механика этой так называемой «хитрости». Так где, в каком месте, каким словом своим или действием следователь солгал? Не было таких слов, действий.
Более того, утвердительный ответ на вопрос: «Ввел ли следователь подозреваемого в заблуждение?» – я не случайно сопроводил оговоркой «в известном смысле». Сделано это вот почему. Правильнее будет сказать, что следователь создал обстановку, приведшую к тому, что допрашиваемый сам ввел себя в заблуждение. Нет, нет, это не история с унтер-офицерской вдовой, которая сама себя высекла. Акцентируемое различие в формулировках – нюанс, тонкость, но мне очень бы хотелось, чтобы читатель в нем разобрался.
Способствовала ли бы обстановка, созданная следователем в своем кабинете, возникновению у Устовича ассоциаций, приведших к признанию им наличия в доме какао, если бы он не опознал в жестянке, оказавшейся перед его глазами, того сосуда, в котором он до ареста это самое какао хранил? Нет, конечно.
Вот теперь мы можем вернуться к тому вопросу, который поставили вначале: вправе ли следователь применять тактические хитрости?
На мой взгляд, не только вправе, но и обязан. Следователь – не писарь с юридическим образованием, функции которого сводятся к фиксации того, что ему говорят. Он призван познать истину по уголовному делу, и ему надлежит уметь сделать это даже в тех случаях, когда допрашиваемый не говорит правды.
Другой вопрос, что средства, которыми он пользуется при этом, должны отвечать определенным условиям. Советский следователь не имеет права действовать, руководствуясь макиавеллистическим принципом: цель оправдывает средства. Каким же условиям должны отвечать применяемые при расследовании уголовных дел тактические приемы, в том числе и следственные хитрости?
Основные из них следующие:
1) все тактические приемы, в том числе и следственные хитрости, могут иметь место лишь в рамках, очерченных процессуальным законом;
2) они не должны противоречить нормам морали или иным способом порочить правоохранительные органы;
3) используемые средства не должны вызывать сомнения в истинности полученных результатов.
Первое условие очевидно: Уголовно-процессуальный кодекс содержит четко сформулированные, безусловные правила ведения следствия. А вот о втором и третьем давайте поговорим поподробнее.
Вначале о третьем. Что означает условие: используемые средства не должны вызывать сомнения в истинности полученных результатов?